Только ты
Шрифт:
Меня опять начинает трясти. Вся эта история такова, что я не могу предсказать, что будет дальше, а это меня порядком нервирует. Положение, в котором я оказалось — завидным мне не кажется однозначно. Впервые за несколько последних лет я совершенно не управляю своей судьбой.
Этот огромный особняк, судя по тому, как он выглядит, судя по ухоженному перед домом английскому газону и пейзажу вокруг — стоит бешеных денег. И владелец его — явно не Иваныч. Но неужели Ковалевский приказал привезти меня к нему домой? Зачем я ему здесь?
Мои раздумья
Ковалевский.
Он высокий — не меньше метра восьмидесяти пяти. Одет в тёмно-серый костюм с жилетом и длинное чёрное пальто. Ухоженный, с приятной щетиной, немного хмурый, явно уверенный в себе. Его походка, пока она направляется к нам, однозначно сообщает и мне и всем вокруг, что хозяин здесь — он. Это неоспоримо. Просто понятно издалека.
— Здравствуйте, Валерий Палыч, — подобострастно тает Иваныч.
Даже забавно. Был такой крутой, а стал такой зависимо-заискивающий. Впрочем, "забавно" накладывается на нехилый такой мандраж — моя участь напрямую зависит от этого сурового властного мужчины и я хорошо это понимаю.
— Это она? — кивает он в мою сторону.
— Так точно, — заявляет Иваныч. — Она.
— Полиция, охрана в аэропорту?
— Никаких проблем, Валерий Палыч, — чеканит Иваныч. — Всё в полном порядке.
— Хорошо, — холодно одобряет Ковалевский.
Водитель спешит открыть перед ним дверь дома. Перед тем, как войти, Ковалевский кивает нам и Иваныч шипит мне:
— Вперёд.
Я захожу в дом и чувствую аромат персиков. Он такой насыщенный, будто недавно здесь разломили пару спелых плодов. Кругом мрамор, дорогая, судя по всему, итальянская мебель, вазы с цветами и икебанами, картины на стенах и гипсовые скульптуры.
Ковалевского, торопясь и приветственно улыбаясь, встречает какой-то мужчина, принимает небрежно скинутое пальто, надевает его на вешалку. Ковалевский, будто не замечая его, следует по коридору к двери вишнёвого цвета. Иваныч гонит меня за ним.
Мы входим. Кругом зелёные растения, книжные шкафы и картины. Одна стена почти полностью представляет из себя камин. Уютно потрескивают дрова. В отличие от прохлады коридора, тут тепло. Пахнет чем-то цитрусовым и свежим.
Ковалевский устало опускается в изогнутое кресло, обитое бархатом, стоящее неподалёку от камина. Придвигает к себе стеклянный столик на колёсиках, откупоривает тёмную бутылку и льёт из неё янтарный алкоголь в пузатый бокал. Пригубливает и предлагает мне присесть напротив, в такое же кресло. Сглотнув, я делаю, что он велит. Иваныч продолжает стоять.
— Оставь нас, — говорит Ковалевский.
Иваныч кивает, выходит и тихо закрывает за собой дверь.
Мужчина напротив внимательно смотрит на меня. Изучает. Молчит. Я буквально кожей ощущаю его власть. Она тут безгранична. Он может всё. И от него зависит, что дальше будет со мной. Опускаю взгляд. Заставляю себя посмотреть в его серые глаза. Снова опускаю взгляд.
— На кого ты работаешь? — спрашивает меня Ковалевский.
Голос его мягок, но интонации — жестки. Он будто мурлычащий кот, подкрадывающийся к своей маленькой жертве.
— Ни на кого, — просто отвечаю я. — Произошла ошибка.
Ковалевский степенно отпивает из бокала, и, рассматривая жидкость на свет, спрашивает:
— Какая ошибка?
— Меня, похоже, приняли за кого-то другого… — тихо отвечаю я.
— И за кого же?
— Я не знаю, — говорю я.
— Где колье?
— Я не понимаю, о чём вы.
Ковалевский устало вздыхает, давая понять, что он устал от этой истории и ему не нравится мой ответ. Но другого у меня нет.
— Я говорю о бриллиантовом колье эпохи расцвета Римской Империи, — говорит он, — стоимостью в пятнадцать миллионов евро. О колье Лантольи.
Глава 6
Теперь я понимаю, почему для срочного перелёта моей скромной персоны был организован дорогущий рейс в частном самолёте. Не могу сказать, что от этого понимания мне становится легче.
— Послушайте, — в очередной раз пытаюсь достучаться до своего похитителя я. — Я понимаю, что вы очень огорчены… раздосадованы… Но поверьте мне, я не имею ни малейшего отношения к этому колье. Ни малейшего. Я о нём впервые узнала от вашего… сотрудника. Понимаете, ситуация совсем-совсем не такая, какой вы её видите. Я просто приехала к знакомому парню… А потом…
— Зачем? — сухо спрашивает Ковалевский, продолжая сверлить меня взглядом.
— Что зачем?
— Зачем ты к нему приехала?
Этот допрос порядком действует мне на нервы. При том, что у меня и без того была не самая спокойная ночь.
— По личным причинам, — говорю я.
— Мне повторить вопрос?
— Я приехала к нему переспать с ним. Довольны?
Выражение лица Ковалевского не меняется, но в глазах будто появляется больший интерес. Он очень красивый мужчина и эта недельная щетина ему очень идёт. При других обстоятельствах, я, возможно, стала бы флиртовать, видя такой взгляд такого мужчины, но сейчас мне совершенно точно не до флирта.
— Как давно ты знаешь Степанова?
— Несколько дней.
На губах Ковалеского появляется подобие улыбки, от чего я напрягаюсь ещё больше — мне эта улыбка, похоже, не сулит ничего хорошего.
— Как вы познакомились?
Я рассказываю. Потом говорю:
— Как видите, мои отношения с ним не имеют никакого отношения к вашему колье.
Мою фразу он игнорирует.
— Как ты вошла к нему?
— Он оформил на меня карту.
— Что произошло в квартире, когда ты к нему поднялась?