Толковая Библия. Ветхий Завет и Новый Завет
Шрифт:
Но все это внешнее образование было для Него второстепенным делом. Главным Его образованием было проникновение в волю пославшего Его Отца, и в эти именно безвестные годы обыденной жизни в Нем созревал тот дух самопожертвования, который и проявился в истории последующего Его служения на спасение рода человеческого.
Отдел второй
Вступление Господа Иисуса Христа в дело открытого служения на спасение рода человеческого
IV
Проповедь Иоанна Предтечи в пустыне. Крещение Иисуса Христа. Удаление его в пустыню и искушение от диавола
Когда в отдаленном Назарете приходило к концу богочеловеческое возмужание Спасителя, в окрестностях Иерусалима в таком же уединении уже созрел тот «ангел», который, по предсказанию пророка Малахии, должен был приготовить путь Ему. Сын праведных Захарии и Елизаветы, Иоанн, воспитавшись под благотворным влиянием своих благочестивых родителей, с детства проявил склонность к уединению и отшельничеству и, достигнув возмужалости, избрал окрестные пустыни своим любимым местопребыванием. Этот дух отшельничества находил поощрение и в самом состоянии
И вот среди этого общего томления в одной из самых диких пустынь раздался голос нового великого пророка, молва о котором быстро пронеслась по всей стране. Это было в пятнадцатый год царствования второго римского императора Тиверия, в управление Иудеей прокуратором Понтием Пилатом. Со времени Малахии пророчество совершенно прекратилось среди избранного народа, который в течение целых столетий принужден был черпать религиозно-нравственные силы исключительно в законе и предании. Народ настолько свыкся с этим состоянием, что он уже и не ожидал появления новых пророков, а ожидал лишь вторичного появления Илии, как непосредственного предтечи Мессии. И этот Илия как бы явился теперь в лице Иоанна. Строгий назорей Иоанн явился в пустыне не только в духе и силе Илии, но и походил на него всей своей внешностью и всем образом жизни. Подобно своему великому прообразу, он носил грубый плащ из верблюжьего волоса, стягивавшийся кожаным поясом, и питался самыми скудными дарами пустыни – диким медом, кое-где встречавшимся в малодоступных щелях скал, и акридами, т. е. высушенной на солнце саранчой (еще и доселе употребляемой в пищу бедуинами, особенно в голодные годы). Появление такого пророка невольно должно было обратить на него всеобщее внимание, тем более что проповедь его касалась самого жизненного вопроса – времени пришествия Мессии.
«Покайтесь, – проповедовал Иоанн, – ибо приблизилось Царство Небесное». И на этот призыв отовсюду собираться стали к Иоанну все труждающиеся и обремененные, желавшие в проповеди новоявленного пророка найти облегчение своей совести от тяготевшего на ней бремени грехов и сомнений. Движение было настолько всеобщим, что к Иоанну приходили даже высокомерные фарисеи и вольнодумные саддукеи, буйные воины и хищные мытари, и все они с умилением выслушивали наставления и грозные обличения от сурового пророка.
Местом его проповеди было необитаемое пространство пустыни, которая тянется на юг от Иерихона и бродов Иордана к берегам Мертвого моря. В скалах, нависших над узким проходом, ведущим от Иерусалима к Иерихону, скрывались разбойники; в камышах, окаймляющих воды Иордана, еще водились дикие звери и крокодилы; но это не страшило народ, который толпами стекался сюда послушать небывалого пророка.
И слово этого пророка гремело подобно молоту, разбивая самое кремнистое сердце, жгло подобно пламени, проникая в сокровеннейшие помышления. С истинно пророческой резкостью и прямотой он обличал сборщиков податей за их вымогательства, воинов за их насилия, за бесчестность и недовольство, богатых саддукеев и знатных фарисеев за бездушие и лживость, которые сделали их ехиднами порождения ехиднина. Ко всему народу он обращался с предостережением, что глубоко он заблуждается, когда всю свою надежду на спасение возлагает на свое происхождение от Авраама, будто бы освобождающее его от всякой дальнейшей обязанности употреблять особенные усилия для достижения спасения. Бог, сотворивший Адама из земли, может и из камней воздвигнуть новых чад Аврааму. Поэтому, чтобы быть истинными сынами Авраама, достойными унаследования данных ему обетований, они должны искренно покаяться и «сотворить достойный плод покаяния». И это особенно необходимо было теперь, когда все предвещало, что приблизилось исполнение времен. Настал час пришествия давно ожидаемого Мессии. Эта проповедь потрясала сердца слушателей, которые поэтому охотно принимали введенный Иоанном обряд крещения, служивший видимым знаком внутреннего покаяния.
Этот обряд неизвестен был Ветхому Завету и составлял видимое преддверие Нового Завета. Правда, в Моисеевом законе предписывались различные омовения и очищения, и вода в древности служила общеизвестным символом очищающей силы; но Иоанн придал крещению более глубокое значение, именно в смысле символа внутреннего очищения и обновления всего нравственного существа, и в этом смысле именно это крещение покаяния преобразилось впоследствии в крещение спасения. Пораженный всем этим народ спрашивал, кто же этот великий пророк и проповедник: не Илия ли это, или даже не Христос ли?
Даже синедрион, пораженный слухом о проповеди и действиях Иоанна, отправил к нему особую депутацию с этим именно вопросом. Но Иоанн отвечал, что он не Христос, не Илия и не пророк, а просто «глас вопиющего в пустыне», простой предшественник и провозвестник Того, у которого он недостоин развязать ремня сапог, который будет крестить не водой, но Духом Святым и огнем и уже держит лопату в руке своей, чтобы очистить гумно свое, собрать пшеницу в житницу, а солому, т. е. всех непокаявшихся к Его пришествию, сжечь огнем неугасимым.
Послушать проповедь Иоанна и принять от него крещение покаяния приходили даже жители отдаленной Галилеи, и между ними явился и Иисус, который был в это время «лет тридцати» от роду, в полном расцвете своей безгрешной возмужалости.
Иоанн был Ему родственник, но обстоятельства жизни совершенно разделили их между собой. Иоанн провел детство в доме своего благочестивого отца, священника, жившего в одном из священнических городов (Юте), в южных пределах колена Иудина, близ Хеврона; Иисус же жил в полнейшей отчужденности, в плотницкой мастерской своего нареченного отца, в Галилее. Когда Он впервые пришел на берега Иордана, то Иоанн Предтеча, по его собственному заявлению, «не знал Его»; но сама внешность Его поразила и пленила душу Иоанна. Для других он был непреклонным пророком: смело укорял царей, строго изобличал фарисеев, но в присутствии этого таинственного галилеянина сурового пророка пустыни объял непостижимый страх. Когда Иисус просил Иоанна крестить Его, то великий пророк смутился перед таким безграничным смирением Того, в Ком он сразу узнал ожидаемого Мессию, и благоговейно сказал Ему: «Мне надобно креститься от Тебя, и Ты ли приходишь ко мне?» И на это выражение смирения и благоговения со стороны Иоанна последовал ответ Иисуса: «Оставь теперь; ибо так надлежит нам исполнить всякую правду». Крещение от Иоанна не было собственно таинством, а только подготовительным символом духовного возрождения, и Иисусу, как начальнику Нового Завета, надлежало пройти и эту подготовительную ступень к Его общественной деятельности, чтобы сразу наметить тот путь, по которому пойдет Он в своем служении. Как безгрешный человек, Он не нуждался ни в каком очищении, как это было с другими людьми, поэтому и крещение это означало для Него лишь «исполнение правды», как она указана была волей пославшего Его.
После такого разъяснения Иоанн крестил Его, и когда Иисус вышел из воды, «се, отверзлись Ему небеса, и увидел Иоанн Духа Божия, который сходил, как голубь, и ниспускался на Него. И се глас с небес, глаголющий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, в котором Мое благоволение». Так в крещении Иисуса торжественно проявилось участие всей Святой Троицы, во имя трех Лиц которой и совершается христианское крещение как таинство.
Крестив Иисуса и исполнив таким образом главную цель своего служения, Иоанн продолжал проповедовать покаяние и после этого; а Иисус, переполненный в своем человеческом духе мыслями и чувствами касательно предстоявшего служения, искал на время уединения, чтобы побыть наедине с Богом и подготовиться к великому делу. От вод Иордана Он был возведен духом в пустыню, где и пробыл в течение сорока дней. Там Он подвергся искушению от диавола. Как некогда в саду Эдемском, диавол подверг искушению невинного, только что созданного безгрешным человека и погубил его, так исконный человеконенавистник не мог вынести пребывания безгрешного человека и теперь в пустыне, и также попытался погубить Его. Но если в саду Эдемском его злобное лукавство восторжествовало, то теперь оно должно было понести окончательное поражение и посрамление: Христос победил диавола и тем дал нам непреоборимое оружие против всех его козней.
Коварная злоба исконного человеконенавистника измыслила три формы искушения, которыми особенно затрагиваются немощные стороны человеческого существа, именно угождение плоти, самомнение и властолюбие, и с этими тремя искушениями диавол и приступил ко Христу.
Подобно своим ветхозаветным прообразам, Моисею и Илие, также удалявшимся на время в пустыню и подвергавшимся там сорокадневному посту, Иисус Христос «ничего не ел в эти дни, а по прошествии их напоследок взалкал». Этим моментом человеческой немощи и воспользовался искуситель. Приступив к безгрешному Богочеловеку, искуситель обратился к Нему с лукавой речью: «Если ты Сын Божий, скажи, чтобы камни сии сделались хлебами». Муки голода чувствуются тем сильнее, если они поддерживаются добавочными терзаниями живого воображения, а как раз перед глазами Иисуса лежали камни, которые удивительно похожи на хлебы и, по преданию, были именно окаменелыми хлебами жителей содомского пятиградия, некогда навлекшего на себя страшный гнев Божий. Указывая «на сии камни», диавол рассчитывал так же успешно затронуть чувственную немощь Иисуса, как он затронул ее некогда в первых людях в раю. Вместе с тем искушение это прикрывалось множеством самых лукавых извивов мысли. Израиль также много страдал от голода в пустыне, и там в его крайней нужде Бог питал его манной, которая была как бы ангельским хлебом с неба. Почему же Сыну Божию также не снабдить Себя пищей в пустыне? Ведь Он может сделать это, если только захочет, и почему же Он медлит? Если ангел указал жаждущей Агари источник, если ангел показал пищу голодающему Илие, то зачем Ему ждать даже услуги ангелов, когда такая услуга не нужна, и когда, если бы только Он захотел, ангелы с радостью стали бы служить Ему? Но последовавший ответ сразу разбил лукавую логику искусителя. Ссылаясь на тот же самый урок, который вытекал из славнейших изречений Ветхого Завета, Спаситель отвечал: «Написано: не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих». Этим ответом наносился решительный удар господству плоти в человеке и показывалось, что человек отнюдь не исключительно плотское существо, а, напротив, существо, которое всегда может торжествовать над немощами плоти. Кто думает, что мы живем только хлебом, тот делает заботу о хлебе главной целью своей жизни, на добывание его тратит все свои силы, и станет жалким и мятежным, когда даже на время будет лишен его; не ища другой, более возвышенной пищи, он неизбежно будет томиться голодом даже посреди ее. Но кто сознает, что человек живет не хлебом одним, тот не будет терять из-за нее того, что делает жизнь наиболее дорогой и священной; исполнив свой долг, он будет уповать на Бога в отношении всего необходимого для тела, с большим усердием и тщанием будет искать хлеба небесного и той воды живой, испивши которой не возжаждет вовек.