Толстый на кладбище дикарей
Шрифт:
– Обидеть художника может каждый, – пафосно заметил бомж. Не понятно к чему, это он? – Ты бы хоть послушала умного человека…
«Который бутылки собирает», – хотел сказать Тонкий, но поиски тети были важнее:
– Видели или нет?
Бомж обиженно пожал плечами и махнул рукой куда-то вверх или вперед:
– Там «жигуль» стоит с утра. Может, ее, откуда я знаю!
Ленка бросила: «Спасибо» и потянула Тонкого вперед по дороге. Да он и не сопротивлялся. Если «Жигуль» стоит с утра, то, может, и правда, тетин. Поехала и заглохла. Обратно идти пешком с пятидесятилитровой
Дорога убегала из-под кроссовок, трава шумела, пытаясь перешуметь море. Вот и поворот, вот и «жигуль». Тетин! Только тети внутри, понятно, нет. А снаружи ее непонятно, где искать. Тонкий затормозил, едва не врезавшись в Ленкину спину (Ленка добежала первой и стояла уже целую секунду, рассматривая пустую машину).
– И? – Она посмотрела на Тонкого, как на гида, заведшего группу туристов в лабиринт или пустыню: «Вот мы и пришли, господа, сейчас будем выбираться, не знаю, как».
– Что «и»? – передразнил Тонкий. – Машина здесь, значит, тетя рядом. В деревне, скорее всего.
– Ага, молочка попить решила, пока мы ее ищем!
Тонкий обозлился:
– Она отправлялась в деревню за водой. И если до сих пор не подошла к машине, значит, там в деревне и тусуется. У тебя есть другие варианты?
Ленка пожала плечами и молча кивнула куда-то на асфальт. Тонкий глянул: опа! Из-под машины торчала пара ног. Явно не тетиных: у тети нет таких огромных кирзовых сапог и штанов, настолько грязных, что это видно даже в темноте. Расслышав, наконец, голоса, ноги синхронно замерли, потом вопросительно поводили носами сапог и неоригинально поинтересовались:
– Чего надо?
Голос был точно не тетин. Тонкий подумал о деревенской преступности, а заодно о необязательности и грубости людей, носящих кирзовые сапоги. Потому что в такой ситуации вообще трудно думать о чем-то позитивном. Хотя… Он присел на корточки (лица подмашинного человека все равно не было видно) и серьезно спросил:
– Хозяйка где?
– Так в деревне! – Оскорбился правый сапог. – Тут работы, небось, до утра, что ж она всю ночь на травке сидеть будет?! Не-ет, брат, – включился левый сапог, назидательно кивая носом в сторону Ленки, – она сидит у меня дома и гоняет чаи с сыновьями. Можете посмотреть. – С сомнением добавил правый: – Мы в третьем доме живем.
– Спасибо! – вскочила Ленка.
– Да! – хором крикнули сапоги. – Петруху там старшего пните, чтобы шел мне помогать с фонариком. Не видно ж ни черта!
Тонкий подумал, что это, вообще, странная идея: чинить машину прямо на дороге, вместо того, чтобы перегнать в теплый освещенный гараж. Но как только Ленка потянула его в деревню, через поле, по кочкам, глине и траве, ямам и ухабам, сообразил: на колесах тут, может, и проедешь, но сломанную машину толкать будешь до утра. Вот сапоги и решили сэкономить время – чинят прямо на дороге. Хотя, что мешает взять машину на буксир?..
Пока Тонкий рассуждал, его два раза уронили в яму, раза четыре – в глину и разок обругали просто так, чтобы не отставал. В конце концов, ему это надоело, он вырвал руку и, проворчав «отпусти», сам пошел вперед. Но сестра и не думала идти следом (шуршания травы за спиной не было слышно).
– Ну и куда тебя несет?
Тонкий обернулся. Ленка стояла у него за спиной, с видом занудной училки, скрестив руки на груди.
– Впереди никакой деревни нет, трава одна. Не видишь, что ли?
Честно говоря, Тонкий не видел. Ни впереди, ни справа, ни слева. Не поймешь, вообще, где они, кругом одна высокая трава.
– Хорошо, где, по-твоему, деревня есть?
Ленка хмыкнула и беззаботно ответила:
– Не знаю. По-моему, мы заблудились.
Паниковать было рано. Зато самое время было покрутить пальцем у виска, отобрать у сестры фонарик и включить. Не дождетесь, чтобы начинающий оперативник Александр Уткин заблудился в траве! Вот сейчас…
Луч фонаря бил далеко, Тонкий сразу увидел стену высокой травы впереди и деревенские домики чуть левее. Услышал:
– Уй-е! – Близко, буквально над ухом. Чуть впереди что-то прошуршало в траве и стало тихо. Ленка захихикала:
– Вспугнули кого-то…
– Угу. Вон деревня, пошли, Сусанин. – Тонкий первый пошел в сторону домов, не выключая фонарика. Конечно, светить по кустам и траве – не самое благородное дело, но Тонкий боялся потерять из виду деревенские домики. А кого вспугнули, того вспугнули. В деревне дощатые сортиры есть.
– Тс-с, – послышалось откуда-то из-под ног. Тонкий чуть на месте не подпрыгнул, но вовремя сообразил, что прячутся от него и Ленки. Прыгать от радости, наверное, не стоит, хотя и приятно, что от тебя прячутся. Любопытно – жуть, но, господа, будем выше этого. Мало ли, какие секретные дела могут быть у людей ночью в траве?! Ленка тронула его за рукав. Тонкий отмахнулся: «Идем». И гордо ступил в яму.
То есть ступил-то он ступил, но не попал. По крайней мере, ногой. Яма из-под ног шустро ушла, ладони наткнулись на твердую землю, а нос – на каблук чьего-то сапога.
Из травы выскочили три фигуры, одна большая и две поменьше, и ломанулись в разные стороны. Ленка взвизгнула, кажется, ее толкнули. Тонкий ойкнул: в спину его больно ужалил уголек брошенной сигареты: ну кто курит среди сухого бессмертника?!
И сразу стало тихо. Болел разбитый нос, кажется, кровь пошла, Ленка молча возилась в траве, наверное, поднималась. Потом осторожно позвала:
– Сань!
– Тут я.
– Что это было?
– Я тебя хотел спросить. Мы кого-то вспугнули, не могу понять кого.
– Парочку, – предположила Ленка.
Тонкий только вздохнул:
– Не видела, что ли?! Там трое!
– А мне показалось – парочка.
«Вот так, господа, и проходит опрос свидетелей, – думал Тонкий. – Одни видят парочку, другие троих мужчин, третьи – группу детского сада на выгуле. И ты думаешь, кому верить: свидетелям, своим глазам, своей интуиции или никому. Обычное дело».