Толстый – повелитель огня
Шрифт:
Билеты проверяли девушка с красивыми черными кудряшками и женщина лет под сорок с некрасивой золотой коронкой на переднем зубе. От таких всегда можно ждать неприятностей. «Лучше бы уж парень», – подумал Тонкий, косясь на обеих контролерш.
Хуже всего, что та, с коронкой, тоже на него косилась. Долго-долго, пока компостировала билеты бабушки и тети Лены, она буквально не сводила с него глаз. Тетка щелкнула второй раз компостером и выдала:
– А мальчик не знает, что на электричку нужен билет? Он дурак или маленький? И в каком он тогда классе? Точно, что в первом! В «А»?
– Це! – огрызнулся Тонкий. – Если все так, как вы утверждаете, то мне шесть лет, и я не обязан покупать билеты.
– Огрызается! – повернулась контролерша к молодой напарнице. – Ты видала, а?
– Простите нас, – вступилась бабушка. – Он только у платформы понял, что должен с нами ехать, когда электричка подошла. У меня осталось двадцать рублей. Больше одной остановки мы не проехали, так что…
– И не проедете, – резонно ответила контролерша. – Будете до утра у меня в КПЗ сидеть! За хамство с вас – сто рублей.
Нет: «По шее бы тебе, а не сто рублей». Тонкий, конечно, так не подумал. Не в первом же он классе, знает, что женщин бить нельзя, даже таких.
– У него крыса заболела, – тетя Лена решила надавить на жалость. – Он заметил только у платформы. Не высаживайте нас, пожалуйста, здесь всего-то полчаса езды…
– Москвичи, значит! – обрадовалась контролерша. – Да еще с животным! – она ткнула в Толстого нечистый палец с облезшим красным лаком. – Двести рублей.
– Да нету у нас, говорю же! – бабушка, похоже, теряла терпение. – Он вышел на платформу провожать нас и не захватил ни денег, ни документов. На платформе мы увидели, что животное нуждается в ветеринарной помощи…
– Без документов! – не унималась контролерша. – Больное животное! Вы знаете, чем это грозит?!
– Он не заразный, у него ожоги, – вставил свое слово Тонкий, и зря.
– А меня это не волнует! – беззаботно ответила контролерша. – Вы нарушаете закон! Животное должно быть в специальном контейнере, с билетом и справкой от ветеринара! За нарушение с вас…
– Как она мне надоела! – подумала вслух бабушка. И контролерша возликовала:
– Надоела, значит?! А без билета, без документов, с больным животным вам ездить не надоело?
– Ну войдите в наше положение! – воззвала к порядку тетя Лена. – Животному нужна помощь, а в Горбунке клиник нет. Денег у нас тоже нет, по крайней мере, таких, сколько требуете вы.
– Вот как?
– Вообще, – продолжала тетя Лена, – сумма штрафа – это цена билета за каждую станцию. Такую мы осилим, пожалуй…
– Ты мне не указывай насчет суммы штрафа! – контролерша угрожающе щелкнула компостером. – У себя в Москве заразу вози бесплатно, а здесь…
– Мы все поняли, сейчас сойдем. – Бабушка подалась было к выходу, но контролерша преградила ей путь:
– Только со мной! И только до отделения!
– Пожалуйста, – согласился Тонкий. В отделении, может, нормальные люди сидят.
Контролерша помоложе, молчавшая до поры, наклонилась над Толстым:
– Что с ним?
– Где-то гулял два дня, а вернулся весь обожженный, – поделился с ней своим горем Тонкий и продемонстрировал пострадавшего.
Девушка сочувственно оглядела верного крыса.
– Стрептоцидом попробуй присыпать. Или календулой смажь… Я не знаю, мои так не обжигались, – она подмигнула Сашке. – Тоже любят лазить везде и теряться.
– Ты что с ним разговариваешь! – оттолкнула ее контролерша. – Пошли! Сейчас придем в отделение, этого, – она показала на Сашку, – до выяснения личности, этим – штраф…
– Какое выяснение личности?! – возмутился Тонкий.
– И ни к какому врачу вы не поедете! Ишь чего вздумали – больную крысу в электричке! Да это же! Это… Двести рублей сейчас, и – вон отсюда!
Тонкий не знал, что же такое положено за провоз в электричке обожженной крысы без документов, но почему-то чувствовал: врет контролерша и еще как! Скажем, на поезд дальнего следования – Толстый с ним катался. У него была справка от врача, переноска и билет, здоровенный, больше самого Толстого. «Живность. Багаж на коленях» – даже без указания, что за живность такая, крыса или, может, крокодил. Но вот из тех Сашкиных знакомых, кто ездил на дачу… Вроде Фомин билет на собаку брал, и то – собака у него здоровенная, весь проход занимает. И никаких справок!
Сашка покорно встал и пошел по проходу за контролершей. Бабушка, тетя Лена и контролерша помоложе – за ним.
– Ничего страшного, – утешала их девушка. – Выпишут вам квитанцию, оплатите в сберкассе, потом.
Тетя Лена что-то бормотала себе под нос, бабушка тоже, и, судя по знакомым интонациям, она чувствовала себя так, словно ей снова позвонил пранкер Ваня. Толстый сидел у Сашки за пазухой и тяжело дышал. Он не любил, когда кто-то ругался.
– Ща придем! – радовалась контролерша. – И ни в какую клинику вы не пойдете, пробудете в милиции до утра…
– Хватит врать! – не выдержал Сашка.
Было обидно, когда двух профессоров, одного художника и одну крысу пытается запугать полуграмотная тетка, которая, похоже, сама не знает законов, за несоблюдение которых так ревностно тащит людей в милицию. Интересно, до отделения-то мы дойдем или нет? И что ей там скажут…
– Ты не хами старшим! – запальчиво рявкнула контролерша. – Сейчас в милиции из тебя дурь выбьют!
Вот это она зря сказала. Очень зря!
Тонкий молчал, пока электричка тормозила, молчал, пока все выходили, толкаясь, и спускались с платформы. Бабушка ругалась себе под нос, тетя Лена завязала беседу со второй контролершей. Суть их диалога сводилась к тому, что вторая контролерша все понимает и сочувствует им, но сделать ничего не может: злобная тетка – ее бригадир и указывать ей девушка не уполномочена.
Они остановились за платформой. Деревья, грязь, где-то вдалеке – угрюмые деревенские домики.
– Ну что, платить будем? – ни с того ни с сего спросила контролерша.
– Мы идем в отделение, – напомнил Тонкий, но его проигнорировали.
– Давай выворачивай кошелек! – насела контролерша на бабушку.
Честно говоря, этого Тонкий и ждал. Контролерша сама напросилась: много хамила, много врала, но теперь, когда они не в электричке и даже не на платформе…
Сашка напустил на себя самый дебильный вид, засунул Толстого поглубже за пазуху и завопил: