Толстый
Шрифт:
Первым делом бросились искать ключи, оказалось, что стекло в витринах бронированное и не бьётся даже клевцом. Ключи нашлись под столом продавца, теперь они стали вынимать оружие и охапками сносить его наверх. Гребли не только стволы и патроны, также забирали всю оптику, ружейные ремни, ножи и туристические топорики, запасы пороха и капсюлей, свинец во всех видах (дробь пятёрка им не нужна, но её ведь несложно переплавить), наборы для чистки и ружейное масло. Также имелись готовые пыжи и запас латунных гильз.
Собственно, стволов они тут взяли сорок девять штук, распотрошив
Глава шестая
Шёл двенадцатый день от начала локального апокалипсиса. Ситуация оставалась прежней, город продолжал сидеть в кольце карантина, время от времени где-то кого-то спасали и переправляли в Динамо. Власть, не местная, а центральная, постоянно что-то обещала через местного главу, но почти ничего не выполняла. Изредка сбрасывали с высоко летящих вертолётов грузы с едой, но еды пока хватало всем, город жил на своих запасах, которые теперь целиком достались сильно уменьшившемуся населению.
Основным вопросом, который интересовал всех, была эвакуация, просили вывезти за кордон хотя бы женщин и детей, а мужчины могут посидеть в осаде, благо, запасов пока хватает, хотя смысл такого сидения никому не был понятен. Но оттуда, из-за кордона, продолжали кормить обещаниями. Единственную надежду давала непроверенная информация, что где-то в укромном месте в авральном режиме строят специальный центр для инфицированных, а как построят, так сразу их всех отправят туда на неопределённый срок.
Не спешили они и делиться информацией, только без конца повторяли, что все жители города являются носителями какого-то пассивного вируса. Сергей Иванович, услышав это, сказал, что знает только пассивных педерастов, и все они сидят за кордоном. Говорили, что те, кто носит вирус в крови, обязательно обернутся после смерти (даже естественной), после чего восстанут и начнут распространять заразу по миру, тогда апокалипсис будет уже полным. Но это была очевидная ложь, трупы ни в кого не оборачивались, все мутанты произошли от живых людей и сами были живыми. К тому же, за время стояния у них в лагере умер от инфаркта один человек, пожилой и не особо здоровый, доктор Левинзон за ним приглядывал, но, видать, не доглядел. Сама смерть новостью не была, люди ведь постоянно умирают, а теперь так и особенно часто. Характерным было то, что после смерти он вовсе не собирался вставать, делал только то, что положено делать покойникам: лежал и не шевелился.
А лагерь жил своей жизнью, всё глубже зарываясь в землю и обрастая всё новыми рядами колючки и стальных кольев. Стараться было для чего, твари со временем становились всё мощнее, а ввиду отсутствия пищи на доступных им территориях, отчаянно наглели. Не проходило и дня, чтобы они не пытались попробовать на прочность ограду или не подкараулить людей.
Из хороших новостей можно было отметить подвоз в город боеприпасов и примерно пятисот охотничьих ружей, большей частью двенадцатого калибра, чтобы меньше возиться с боеприпасами, ещё на днях ожидалась партия карабинов, пусть старых, но вполне годных к использованию. Ещё выделили на каждый лагерь по одному пулемёту ПКМ, вот уж радость, теперь сложнее будет мутантам давить людей числом. Прислали и обещанную броню, бронежилеты второго и третьего класса, наплечники, налокотники и поножи. Ещё неплохие пластиковые каски с забралом из прозрачного пластика и алюминиевые щиты с дырочками. Этого добра им выделили с запасом, в каждый лагерь поступило по сотне комплектов.
А Борис, разжившись боеприпасами к своей эрзац-винтовке, каковых теперь насчитывалось больше двухсот штук (запасы магазина, да и с Большой Земли кое-что передали по заявкам), наконец-то удосужился провести пристрелку. Собственно, идея была не его, отец, привыкший ничего не пускать на самотёк, немедленно озаботился приведением в порядок оружия и рук стрелка.
Под стрельбище был выделен участок дороги, на котором отметили рубежи на сто, сто пятьдесят и двести метров, где поставили фанерные щиты с бумажными мишенями. Боря прилёг за условным бруствером из парочки бетонных бордюров, приложил винтовку к плечу, навёл в центр мишени и потянул спуск.
Выстрел был привычно громким, да и в плечо агрегат лягал с силой лошадиного копыта. Осталось только рассмотреть результат, чем сейчас занимался Сергей Иванович, глядевший в мощный бинокль.
— Чего-то как-то… — пробормотал в задумчивости он. — Ну-ка, давай ещё разок.
— Угу, — промычал Боря, снова прикладываясь к винтовке и гадая, надолго ли хватит его плеча.
Отец некоторое время молчал, потом протянул Боре бинокль.
— Смотри.
На мишени красовались две дырочки, совсем рядом одна от другой, только они обе находились под центром, примерно на двойке.
— Что это значит? — спросил Боря.
— Может, случайность, но, подозреваю, всё сложнее, у тебя прицел на сколько выставлен?
— На сто, — он показал пальцем на прицел, который выставил ещё тогда, когда впервые взял в руки винтовку.
— Попробуй на двести.
Боря пожал плечами и передвинул целик на вторую отметку. Снова грянул выстрел, теперь отец уже довольно кивнул головой и добавил:
— Теперь попробуй ещё чуть выше взять, самую малость, в верхнюю восьмёрку. Так. Теперь смотри.
Боря, слегка оглохший, взял у отца бинокль и посмотрел на мишень. Две дырочки внизу, одна в восьмёрку под центром, а ещё одна, последняя, находилась точно в десятке.
— Итого имеем, — резюмировал отец, — по горизонтали у нас всё отлично, а вот по вертикали надо ставить на двести метров, но даже так будет уходить чуть ниже, помни об этом и делай поправки. Потом, если получится, можно мушку исправить.
— Не надо, так стрелять буду, — отмахнулся Боря, думая, что экзекуция на сегодня закончена.