Том 06: "Луна Израиля", "Клеопатра", "Жемчужина Востока"
Шрифт:
– Встань, – приказал я. – Здесь нельзя долго задерживаться. Мы можем задохнуться.
Она встала, и мы, держась за руки, прошли через камеру и увидели огромную гранитную дверь. Я снова сверился с планом, надавил ногой на определенный, обозначенный там камень и стал ждать. Вдруг гранитная плита, не знаю, при помощи каких сил, начала медленно и плавно подниматься из своего каменного ложа, открывая проход в толще скалы. Мы, наклонившись, прошли под ней и натолкнулись на вторую гранитную дверь. Я снова надавил ногой на показанное в плане место, и эта дверь широко распахнулась перед нами, как бы сама. Мы прошли дальше и увидели перед собой третью дверь, еще более массивную, чем две предыдущие. Согласно указаниям моего написанного тайными символами плана я ударил по двери ногой в определенном месте, и она, словно по волшебству, поползла вниз, пока не сравнялась с каменным полом. Пройдя дальше, мы оказались в очередном коридоре, который плавно опускался вниз и через четырнадцать шагов вывел нас в большую облицованную черным мрамором камеру, более девяти локтей в высоту, девяти локтей в ширину и тридцати локтей в длину. В выемке в мраморном полу стоял гранитный саркофаг, а на его крышке были выбиты имя и титулы жены фараона Менкаура. В этой камере воздух был чистым и свежим, но как он попадал туда, мне не известно.
– Сокровища здесь? – взволнованно спросила Клеопатра.
– Нет, – ответил я. – Следуй за мной. – Через отверстие в полу большой погребальной камеры я пробрался в следующую галерею. В ее начале тоже находилась дверь, закрывавшаяся каменной пробкой, но сейчас она была открыта. Мы проползли по этой шахте, или коридору, около двадцати шагов и оказались у колодца глубиной в семь локтей. Я привязал свободный конец обмотанной вокруг моего тела веревки к кольцу, вырезанному в камне рядом с колодцем, и меня, со светильником в руке, стали опускать, пока я не оказался в месте последнего упокоения божественного Менкаура. Потом евнух поднял веревку, обвязал ею Клеопатру и через какое-то время спустил ее, а я принял ее в свои объятия. Евнух боялся оставаться один, ужасно этого не хотел, но я приказал ему ждать нас у спуска в колодец, ибо ему нельзя было входить туда, куда направились мы.
Глава XI
О погребальной камере божественного Менкаура, о надписи на груди Менкаура, о том, как доставали сокровища, об обитателе гробницы и о бегстве Клеопатры и Гармахиса из священного места
Мы стояли внутри небольшой камеры со сводчатым потолком и облицованными сиенским гранитом стенами. Перед нами на золотоликом сфинксе покоился вырезанный в форме деревянного домика из монолитной базальтовой глыбы саркофаг божественного Менкаура.
Мы замерли, охваченные благоговейным страхом, ибо на нас давила невыносимая тишина и мрачная торжественность этого священного места. Над нашими головами на многие локти вздымалась в небо громадная, могучая каменная пирамида, и стены ее овевал ласковый ночной ветер. Мы же находились в толще скалы под ее основанием. В этой камере мы были наедине с мертвым, покой которого собирались потревожить, и ни шелест ветра, ни даже сама жизнь не проникали сюда, чтобы скрасить наше невыносимое, пронзительное одиночество. Я посмотрел на саркофаг. Крышка его была снята и лежала рядом. Вокруг нее за века толстым слоем собралась пыль.
– Смотри, – прошептал я, указывая на старинные священные письмена, начертанные на стене, из которых складывалось послание.
– Прочитай, Гармахис, – так же тихо произнесла Клеопатра. – Ведь я не понимаю этих знаков.
И я прочитал:
– «Я, Рамсес Ми-Амон, в день и час нужды и великой беды, постигшей страну Кемет, посетил эту гробницу. Но хоть нужда велика и сердце мое отважно, я не смею навлечь на себя проклятие Менкаура. Решай ты, пришедший после меня, и, если твоя душа чиста, а нашему Кемету грозит опасность и гибель, возьми то, что оставил я».
– Но где же сокровище? – прошептала она. – Голова сфинкса из золота?
– Сокровище здесь, – ответил я, указывая на саркофаг. – Подойди и посмотри.
Она взяла меня за руку, и мы подошли к саркофагу. Крышка была снята, но раскрашенный гроб фараона стоял в глубине саркофага нетронутым. Мы вскарабкались по сфинксу, потом я сдул пыль с гроба и прочитал написанное на его крышке:
«Фараон Менкаура, дитя Небес.
Фараон Менкаура, царственный сын Солнца.
Фараон Менкаура, которого выносила под своим сердцем богиня Нут.
Нут, твоя божественная мать, осеняет тебя своим священным именем.
Имя твоей небесной матери Нут – загадка Небес.
Нут, твоя божественная мать, причисляет тебя к сонму богов.
Нут, твоя божественная мать, своим дыханием уничтожит твоих врагов.
О фараон Менкаура, живущий вечно!»
– Так где же сокровища? – снова спросила Клеопатра. – Здесь тело божественного Менкаура, но это человеческая плоть, пусть даже это фараон, но не золото. А если голова сфинкса из золота, как мы ее снимем?
Я велел ей встать на сфинкса и взяться за изголовье крышки гроба, а сам взялся за противоположный край. Потом по моей команде мы подняли крышку, которая не была закреплена и легко снялась, и поставили ее на пол. Мумия фараона лежала внутри гроба так, как ее положили туда три тысячи лет назад. Тело было большим и немного нескладным. Лицо не было накрыто золотой маской, как закрывают лица мумий в наше время. Голова мумии была покрыта пожелтевшей от времени тканью и обмотана розовыми льняными повязками, под которые были подсунуты стебли распустившихся лотосов. На груди, в окружении лотосов, лежала большая золотая пластина, вся исписанная священными символами. Я поднял пластину, поднес к свету и прочитал:
«Я, Менкаура, воссоединившийся с Осирисом, ранее фараон земли Кемет, живший отведенный мне срок праведно и ступавший по тропе, указанной мне повелением Незримого, – который и начало и конец всего, – обращаюсь из своей гробницы к тем, кто после меня на краткий миг займет мой трон. Слушайте меня. Знайте, что мне, Менкаура, воссоединившемуся с Осирисом, при жизни моей было явлено в пророческом сне предостережение о том, что настанет день, когда стране Кемет будет грозить чужеземное иго и его правителю потребуются несметные богатства, чтобы снарядить армию и изгнать варваров из страны. И вот что я в своей мудрости сделал.
Благоволящим ко мне богам в своей щедрости угодно было одарить меня таким богатством, которого не знал ни один фараон со времен Гора: тысячи коров и гусей, тысячи телят и ослов, тысячи мер зерна и сотни мер золота и самоцветов – все это у меня было, и все это я использовал рачительно, а то, что осталось, обменял на драгоценные камни – изумруды, крупнее и прекраснее которых нет в мире. Эти камни я сохранил для нужд Кемета и завещаю взять их, когда для страны настанет черный день. Но на земле были, есть и всегда будут злодеи, которые, жаждая наживы, могут похитить сохраненные мной богатства, которые я завещал своей стране, и использовать их во благо себе, для собственных ничтожных целей. Узнай же, ты, нерожденный, кто встанет надо мной, когда настанет час, и прочитает то, что я велел начертать на этой пластине: сокровища спрятаны внутри моей мумии. И потому предупреждаю тебя, о нерожденный, спящий до времени во чреве Нут, я говорю тебе: если тебе действительно нужны богатства, чтобы спасти Кемет от врагов, не страшись и не медли, вынь меня, воссоединившегося с Осирисом, из гробницы, сними мои пелены, достань сокровище из моей груди, и мое благословение и благоволение богов пребудут с тобой. Единственное, о чем я прошу: верни мои кости обратно в пустой гроб. Но если нужда в средствах преходяща и не велика, или если в твоем сердце затаился коварный умысел, проклятие Менкаура настигнет тебя! На тебя обрушится проклятие, которое сокрушит осмелившегося потревожить покой мертвого! На тебя падет проклятие, от которого не укрыться осквернившему прах! На тебя падет проклятие, которое покарает оскорбившего величие богов! Ты будешь жить в несчастье, ты умрешь в крови и мучениях, и после смерти муки твои будут длиться вечно! Ибо здесь, в Аменти, мы встретимся с тобой, злодей, лицом к лицу!
Дабы сохранить тайну сокровища, я, Менкаура, повелел построить поминальный храм на восточной стороне моего дома смерти. Тайну сокровищ будут передавать по наследству друг другу жрецы этого храма. И если кто-нибудь из верховных жрецов раскроет эту священную тайну кому-либо кроме фараона или той, которая носит корону фараона и занимает трон Кемета, будет проклят и он. Так написал я, Менкаура, воссоединившийся с Осирисом. Но пройдет время, и тебе, спящий ныне в утробе небесной Нут, тот, кто встанет надо мной и прочитает это послание, я говорю, я молю тебя: подумай хорошо, прежде чем решиться! Если мысли твои нечисты, если тобою движет зло, ты будешь проклят проклятием Менкаура, от которого нет спасения. Приветствую тебя и прощай».
– Ты слышала все, о Клеопатра, – торжественно произнес я. – Теперь загляни в свое сердце, прими решение и ради себя самой, ради собственной своей судьбы прими правильное решение.
Она в задумчивости опустила голову.
– Я боюсь, я не могу решиться, – наконец сказала она. – Давай уйдем отсюда.
– Быть посему, – ответил я. У меня будто камень с души упал, потому что мне тоже было страшно. Я наклонился, чтобы поднять деревянную крышку гроба.
– И все же… Погоди чуть. Что там было написано в послании божественного Менкаура? Кажется, он говорил про изумруды, верно? В наши дни изумруды – такая редкость. Их очень трудно купить. Я очень люблю эти камни, и за всю жизнь мне ни разу не попадался камень без изъяна.