Том 1. Ленька Пантелеев. Первые рассказы
Шрифт:
– Хорошо. Так и быть. Поверю тебе. Но только – смотри, Леня! Если до субботы не придешь и не принесешь денег…
– Приду! Принесу! – перебил его Ленька.
– …не поздоровится тебе, – закончил хозяин.
Он записал в записную книжку адрес и ушел. А Ленька постоял, дождался, пока Краузе скроется под воротами, и поплелся домой.
…Он не знал, что ему делать.
«Зачем я сказал, что до субботы расплачусь?! – ругал он себя, поднимаясь по лестнице. – Где я возьму эти шестьсот восемьдесят миллионов? Все равно ведь это только отсрочка. В субботу он придет к маме и все расскажет ей».
И
Он понимал, что готовит матери удар, и все-таки от этой мысли ему стало легче.
На лестнице пахло чадом. Дверь на кухню была приоткрыта, и Ленька услышал голос матери:
– Нет, ты не представляешь, Раюша, какое это счастье, – говорила она. – Это такая чудесная, такая здоровая, чистая, талантливая молодежь… Заниматься с ними одно наслаждение. И, ты знаешь, насколько лучше эти рабочие парни и девушки бездарных буржуазных девчонок, которые по принуждению бренчали на фортепьяно…
«Ну, вот, – подумал Ленька. – Она счастлива, радуется, что нашла по душе работу, а я ей…»
Он вошел на кухню, и сразу же с лица матери слетела улыбка.
– Что? – сказала она.
Испуганно уставилась на него и тетка, застывшая над плитой с алюминиевой поварешкой в руке.
– Ляля дома? – спросил Ленька.
– Нет, она еще не приходила. А что? Что случилось?
– Ничего. Пройдем в комнату. Мне надо поговорить с тобой.
Он рассказал матери все: и о своих школьных делах, о которых до сих пор не говорил с ней, и о побеге с завода, и о разбитых бутылках, и даже о тех тридцати пяти миллионах, которые он остался должен букинисту. В довершение всего он выложил перед ней записку заведующей. Александра Сергеевна выслушала его, прочла записку, и в голосе ее задрожали слезы, когда она сказала:
– Мальчик, дорогой… Ну, что ты со мной делаешь? Ну, зачем ты, скажи пожалуйста, молчал столько времени?!
– Я не хотел тебя расстраивать, – тоже со слезами на глазах пробормотал Ленька.
– Не хотел расстраивать? Спасибо тебе. Но все-таки, пожалуй, тебе не стоило откладывать все до последней минуты.
Ленька молчал и уныло смотрел себе под ноги.
– Погоди, давай разберемся, – сказала мать, потирая лоб. – Господи, и все сразу! И деньги, и эта записка… В школу я завтра утром схожу, поговорю с этой Гердер…
– Не надо, не ходи, – пробурчал Ленька. – Все равно я там учиться не буду.
– Да, я тоже думаю, что из этой школы тебе надо уйти. Но все-таки я считаю нужным поговорить с этой особой.
– Это ты ей сказала, что я – бывший беспризорный?
– Да, сынок. Это моя ошибка. Прости меня. Я думала, что имею дело с настоящим советским педагогом, думала, что воспитатель должен знать все о прошлом своего ученика. Оказывается, я попала не по адресу… Ну, что же, все к лучшему. В этой школе тебе делать действительно нечего. Найдем другую, получше…
– Я не буду учиться. Я пойду работать, – мрачно сказал Ленька.
– Работать? – усмехнулась Александра Сергеевна. – Ты уже поработал, попробовал. Погоди, дорогой, не спеши. Давай лучше сообразим, что нам делать с деньгами. Сегодня у нас что? Среда? Завтра у меня получка. Я должна получить довольно много за сверхурочные. Правда, я думала купить Лялюше новые рейтузы. Бедняжка совсем замерзает. Но – ничего. Зима, слава богу, не такая суровая. Подождет. Купим в следующую получку.
Александра Сергеевна встала, обняла мальчика за шею и поцеловала его
– Не унывай, сынок, – сказала она весело. – Выкрутимся. Денег я тебе дам.
…Работала она по вечерам, возвращалась домой поздно. Но на другой день, получив зарплату, Александра Сергеевна специально приехала с Обводного канала, чтобы передать Леньке деньги.
– На, получай, безобразник, – сказала она, вручая ему две запечатанные пачки с деньгами. – Тут семьсот пятьдесят миллионов. Рассчитайся заодно и за Тацита своего или – как его? – за Плутарха… Не потеряй только, смотри!
У Леньки от стыда щипало уши, когда он принимал от матери эти деньги. Запихивая толстые пачки в карман, он бормотал слова благодарности, а она, не слушая его, говорила:
– Была я у твоей Гердер. Ну и особочка, должна я тебе сказать! Мумия какая-то! Честное слово, я с гимназических лет таких не встречала. Торжественно объявила мне, что на педагогическом совете ставится вопрос о твоем исключении… На что я, столь же торжественно и с большим удовольствием, ответила, что она опоздала, так как я сама забираю тебя из-под ее опеки. Вообще поговорили по душам. А Стеша, оказывается, действительно взялась, и довольно решительно, за эту бурсу. На днях ее будет ревизовать какая-то специальная комиссия…
…В тот же день Ленька отправился в «Экспресс» – расплачиваться с бывшим хозяином. По пути он хотел зайти к букинисту, заплатить за книги. Но, уже подходя к Александровскому рынку, он решил, что, пожалуй, лучше сделать это на обратном пути. Он понимал, какие соблазны ждут его в маленьком полутемном подвале, и счел за лучшее отложить этот визит до вечера.
Но известно, что искушения подстерегают человека не только на тех углах, где он их ждет.
Дойдя до Измайловского моста, Ленька свернул на Фонтанку. Здесь брала начало та огромная мутная человеческая река, именуемая барахолкой, которая заливала в те годы набережную Фонтанки и все прилегающие к ней улицы и переулки от Вознесенского до Гороховой. Ленька шел через эту густую, как повидло, толпу, стараясь не заглядываться по сторонам и придерживая рукой оттопырившийся карман, заколотый для верности французской булавкой. Со всех сторон на него наседали люди и вещи. Люди расхваливали свой товар, спорили, торговались, ругались, выкрикивали цены. Все, что можно было купить и продать, и даже то, чего, казалось бы, уже нельзя было продать за полной изношенностью и обветшалостью, выносилось на барахолку. Тут можно было при желании приобрести не очень подержанные солдатские брюки галифе и лайковые дамские перчатки, ржавый замок без ключа и допотопную купеческую лисью шубу, кофейную мельницу и страусовое перо, пасхальную открытку, электрическую лампочку, диван, велосипед, щенка-фокстерьера, самовар, швейную машину, очки, водолазный костюм, медаль «За взятие Очакова»…
Тут же в толпе вертелись жулики, маклаки, валютчики и другие подозрительные личности, неизвестно откуда выплывшие на поверхность земли после того, как Советская власть временно разрешила частную торговлю. Среди этих чубатых молодцов не последнее место занимали «марафетчики» с их незамысловатыми жульническими играми, вроде лото, рулетки, «наперсточка», «веревочки» или «трех листиков»… Марафетчиков окружали их помощники, «поднатчики», которые на глазах у доверчивой публики с невероятной легкостью выигрывали раз за разом огромные ставки.