Том 1. Стихотворения
Шрифт:
Собирались и еще и еще. Есенин несколько раз приносил новые стихотворения, но уже небольшими частями, проставлял некоторые даты, а главную, окончательную проверку по рукописям откладывал до корректуры» (Восп., 2, 291–292).
Уезжая 23 декабря 1925 года в Лениград, Есенин просил И.В.Евдокимова поскорее прислать корректуру, которая должна была вскоре поступить. И.В.Евдокимов обещал:
— Как только придут из типографии, в тот же день и направлю тебе. Ты внимательно погляди на даты. Помнишь, ты в некоторых сомневался?
— Я… я все сделаю.
После разговора о так и оставшейся ненаписанной поэме «Пармен Крямин», он вновь напомнил Есенину:
— Даты не позабудь.
— Нет, нет! И даты — все проставлю. Раз «Собрание», надо по-настоящему сделать. Я помню все стихи. Мне надо остаться одному.
И.В.Евдокимов, подробно описав работу автора по датировке своих произведений и отметив его намерение еще раз вернуться к этому в корректуре, к сожалению, обошел молчанием один момент, связанный с обозначением дат в Собр. ст.
Дело в том, что Собр. ст. первоначально намечалось построить несколько иначе. Оно должно было открываться заметкой «От издательства», за которой следовала статья А.К.Воронского «Сергей Есенин». В таком виде первый том был сдан в производство в ноябре 1925 г. В таком же виде он вернулся в издательство уже набранным. Первая партия гранок поступила в издательство 31 декабря 1925 г., следующие партии — 5 и 6 января 1926 г. (чистые и правленые экземпляры гранок — ГЛМ). На обороте первой партии гранок надпись С.А. Толстой-Есениной: «Эта корректура была получена мною в день похорон Сергея. Другую корректуру положили ему в гроб».
Смерть поэта вызвала изменения. Статья А.К.Воронского (после соответствующих переделок) была перенесена во второй том, для первого тома он написал новую статью — «Об отошедшем». Полностью была переделана и заметка «От издательства», которая в новой редакции представляла читателям издание скончавшегося автора. Ни первый, ни второй варианты этой заметки не подписаны, но, вероятнее всего, их автором был И.В.Евдокимов.
В первом варианте заметки «От издательства» о датах говорилось: «Издательство пыталось установить точные даты стихотворений, но так как многие даты стерлись в памяти даже самого автора, пришлось ограничиться только теми, которые были установлены с несомненностью». Свидетельство примечательно тем, что в нем содержится прямая оценка части дат как установленных «с несомненностью». Четко было сказано и о том, что в сомнительных случаях стихи печатаются без дат. Действительно, как это уже было отмечено, в первом томе шестая часть стихов (26 из 167) была напечатана без дат. Все это говорит о том, что на том этапе работники издательства склонны были расценить ту часть дат, которая была зафиксирована поэтом, как авторитетную.
Однако в самих гранках даты под стихотворениями практически полностью отсутствовали. Они были набраны только под четырьмя стихотворениями: «Прощай, Баку! Тебя я не увижу…», «Ты сказала, что Саади…», «Голубая родина Фирдуси…», «Цветы мне говорят — прощай…». Причина отсутствия дат в гранках крылась в наб. экз.
Значительное число дат в наб. экз. было обозначено сокращенно — 14, 15, 16, 17 и т. п. Эти обозначения были нанесены по большей части карандашом, не всегда разборчиво, иногда сопровождались дополнительными пояснительными надписями («самое первое», «второе» и т. п.), расположены они были не там, где полагается, а иногда над текстом или сбоку от него, на полях, в одном случае даже на обороте листа. На основе этих помет работники издательства (в данном случае И.В.Евдокимов) должны были переоформить даты, придав им полную, пригодную для набора форму — 1914, 1915, 1916 и т. п. Это сделано не было и в свою очередь послужило причиной того, что даты в гранках оказались не набранными.
Кроме того, очевидно, непосредственно перед отправкой в типографию, в наб. экз. были зачеркнуты все пометы, не относящиеся к тексту (различные технические надписи, не связанные с набором, старая пагинация и т. п.). В их число попали и были убраны пометы, связанные с датами. При этом в начальной части первого тома они были даже не зачеркнуты, а густо заштрихованы графитным карандашом. Причем заштрихованы явно сразу, подряд, одной рукой и одним карандашом, без какого-либо разбора и выбора, вместе с дополнительными, сопровождавшими их пояснениями («самое первое», «второе», «третье» и т. п.).
Как было отмечено, гранки начали поступать в издательство 31 декабря 1925 г. Несмотря на явную необходимость внесения в издание тех или иных изменений, связанных с гибелью поэта, решено было
Данная история с датами протекала без участия автора, никакого отношения к ней Есенин не имел. Поэтому И.В. Евдокимов и не коснулся этого эпизода в своих воспоминаниях, где подробно рассказывал о работе поэта над Собр. ст. Не может быть принято также предположение (см. с.417), что, когда он писал в мемуарах: «зачеркнули ряд совершенно сомнительных», то имел в виду это фронтальное зачеркивание дат в наб. экз. Прежде всего, в число этих «совершенно сомнительных» дат пришлось бы включить множество несомненных, никем (главное, в данном случае — самим И.В. Евдокимовым) и никогда не оспаривавшихся. Например, среди первых густо заштрихованных дат — 1916 год, которым помечены стихотворения «За горами, за желтыми долами..» и «Опять раскинулся узорно…». Но эти даты не вызывали и не вызывают сомнений: оба стихотворения были впервые напечатаны в 1916 году, из журналов 1916 года они по просьбе и по прямому указанию Есенина были переписаны для включения в Собр. ст. Стихи переписывались, правились и включались в наб. экз. осенью 1925 г., работа была проведена на глазах у всех участников, и откуда могли возникнуть сомнения в датах? Затем, тот же И.В. Евдокимов, подробно описавший работу поэта над датами и явно не стремившийся приукрасить его точность в этом отношении, а скорее наоборот — стремившийся подчеркнуть обоснованность своих сомнений, ни словом не обмолвился ни в мемуарах, ни в примечаниях к Собр. ст. о якобы имевшем место полном «отказе» поэта от проставленных им дат.
Необъяснимой становится и позиция С.А. Толстой-Есениной. Если бы решение об отказе от дат вообще или от всех дат, проставленных в наб. экз., было принято поэтом, она должна была знать об этом, но она никогда не писала и не говорила ни о чем подобном. Более того, в 1940 году она подготовила известный комментарий к сборнику произведений Есенина, где много раз касалась вопросов датировок различных произведений. При этом она постоянно ссылалась на даты, проставленные поэтом в наб. экз. («Дата проставлена по его указанию», «В рукописи Собрания датировано автором» и т. п.), но ни слова не сказала о том, что автор якобы произвел «тотальную» их отмену. Она отметила лишь в примечании к «О Русь, взмахни крылами…»: «На рукописи Собрания рукой Есенина проставлены две даты „17“ и „1916“, обе зачеркнуты». Нет никаких оснований думать, что С.А. Толстая-Есенина пыталась замолчать какие-либо факты.
Изложенное позволяет прийти к заключению, что в датах наб. экз. с достаточным основанием можно видеть выражение авторской позиции и соответственно расценивать эти даты как непосредственное, прямое свидетельство самого Есенина о времени создания тех или иных его произведений.
Разумеется, авторские даты, равно как тексты, должны были быть подвергнуты анализу и проверке. Для проверки в данном случае, как это принято, привлекались рукописи поэта, его свидетельства в письмах и других документах, сведения о поступлении произведений в различные редакции, об их публикациях, воспоминания современников и т. п. Эти документальные материалы позволили подтвердить многие даты наб. экз. В ряде случаев, когда в наб. экз. произведение датировалось только годом, рукописи дали возможность установить более полную дату. Можно отметить случаи, когда в наб. экз. автор повторял даты, которые задолго до этого фигурировали в других документальных источниках, причем повторял их по памяти, не обращаясь к этим источникам. Вместе с тем, был установлен и ряд ошибок в датах, проставленных в наб. экз.