Том 1. Весёлые устрицы
Шрифт:
Передо мной сидел человек, спасший Россию — громадную страну, одна губерния которой по площади больше всей Франции и Италии!
Я приблизился к креслу и прерывающимся от волнения голосом спросил:
— Бара-банов?..
— Я Барабанов, — сказал знаменитый землемер, опуская книгу. — Здравствуйте. Что такое?
— Меня интересует один вопрос… — переступив с ноги на ногу, смущенно начал я. — Каким образом вы спасли Россию? Об этом все говорят, трубит весь город, но как это сделано — никто толком не знает.
Барабанов положил книгу на стол и тихо отвечал:
—
— Это так… поразительно… что я бы хотел… поподробнее.
— О! это длинная история… В кратких словах она такова: я сделал один шаг, который предотвратил кровопролитную войну между Германией и Россией, — совершенно тогда не подготовленной и потерпевшей бы, наверное, ряд страшных поражений, вплоть до полного падения и разрушения великого государства…
— И вы сделали в предотвращение этого один только шаг?! Какой же это шаг?! Что это за святой, гениальный, проникновенный шаг?
Землемер Барабанов скромно улыбнулся.
— С первого взгляда — шаг этот очень простой: двенадцать лет тому назад, пятого сентября, я не поехал в Петербург, хотя и собирался туда. Не знаю — что меня толкнуло, но я не поехал. Мог бы поехать, даже должен был поехать — но не поехал!
Я оглянулся. Нас окружало до двадцати человек именитых граждан Калиткина, постепенно набравшихся в читальню и слушавших теперь наш разговор с редким вниманием и благоговением.
— Вы не поехали в Петербург!.. — пораженный, воскликнул я. — А что бы было, если бы вы туда поехали?!
— Что? А я вам скажу — что. У меня там живет зять Дудукаев — человек крайне любопытный, горячий и вспыльчивый. Я, признаться, к нему и ехал. Ну-с… А вы знаете, милостивый государь, что как раз в то же время в Петербург приезжал германский кронпринц, с целью нанести нашему Государю визит и ознакомиться с Россией? Знаете ли вы об этом?
Горя нетерпением, я машинально ответил:
— Знаю. Что же дальше?
— Дальше? А дальше было бы вот что… Как я вам уже сказал — зять мой Дудукаев был человек истерически любопытный и грубо, до потери сознания, вспыльчивый. Кроме того, был он близорук. Если бы я в то время приехал в Питер — он обязательно потащил бы меня смотреть кронпринца и, конечно, по своей близорукости, лез бы в самую гущу толпы, поближе к кронпринцу… Конечно, полицейские, видя его странную настойчивость и стремительность, отпихнули бы его, он, не стерпевши, дал бы кому-нибудь в ухо и, конечно, произошла бы грандиознейшая свалка, в самом центре которой оказался бы ничего не подозревавший кронпринц. Вы знаете, господа, что во время драки дерущиеся не разбирают ни сана, ни положения человека и, как всегда бывает в таких случаях, — кронпринцу влетело бы больше всех! Остальное понятно. Возгорелся бы крупный международный конфликт, а так как в то время русским министром иностранных дел был человек бездарный, бестактный, напыщенный и грубый, — ненавистник немцев, — то дело немедленно получило бы страшный для России оборот. Министр вовлек бы Россию в пагубную для нее войну, и я не знаю…
Барабанов обвел толпу калиткинцев задумчивым взором:
— …И я не знаю — многие ли среди присутствующих были бы сейчас живыми и здоровыми.
— Да здравствует Барабанов! — крикнула толпа.
Пораженный, не знающий, что подумать, стоял я перед землемером и смотрел ему прямо в глаза:
— И это все сделали вы?!..
— Конечно. Подумайте, если бы я поехал в Петербург…
— Черт возьми! — воскликнул я. — А чем же вы докажете, что все это было бы так, если бы вы приехали?
Барабанов прищурился.
— А чем вы докажете, что этого бы не было?
Один из калиткинских дураков подошел к Барабанову и ободряюще похлопал его по плечу.
— Правильно, Барабанов! Под это уж не подкопаешься.
— Да, — сказал кто-то сзади. — Это уж, как по писаному.
Я видел ясно, что Барабанов дурачит меня и всех присутствующих. Но как я мог уличить его во лжи? Ведь он говорил то, что могло бы быть…
Я хотел повернуться и уйти, но неожиданная, прекрасная мысль удержала меня на месте.
— Да… Пожалуй, вы, действительно, спасли Россию… А скажите: что же удержало вас от поездки в Петербург? Неужели только предчувствие? Или еще что-нибудь было?
Не замечая той страшной западни, которую я ему готовлю, Барабанов простодушно отвечал:
— Отчасти предчувствие, а главным образом, то, что я не получил от матери из Киева ожидаемых денег. Она в то время попала нечаянно под какой-то экипаж, сломала руку и лежала в больнице, почему и не могла выслать денег.
— Стойте! — торжествующе закричал я. — Так это, выходит, не вы спасли Россию, а я!!!
— Почему?! — закричали все, придвигаясь ближе.
— Да потому, что я и есть тот самый человек, экипаж которого наехал на вашу матушку.
— Предположим…. Но…. При чём же здесь Россия? — презрительно усмехнулся Барабанов.
— При чём?! А при том, что, если бы я не наехал на вашу матушку, она выслала бы вам деньги, а вы бы потащились в Петербург и устроили бы там мировой скандал. Значит, я и спас Россию — нашу великую, любимую, прекрасную родину!!
— Постойте! — крикнул сзади тот человек, к которому я приехал по делу. — Постойте! Выходит, что и не он даже спас Россию, а я. Я к нему тогда собирался в Киев, но не поехал. А если бы поехал — он, наверное, не раздавил бы матери Барабанова. Не поехал же я потому, что гулял на свадьбе дочери Бумагина.
Бумагин был тут же. Он ударил себя в грудь и сказал:
— Значит, не ты спас Россию, а я. Дочь-то ведь моя!
— Значит, она и спасла ее! — сказал кто-то сзади.
— Нет, жених! Если бы он не женился…
— При чём здесь жених… Тетка его, после смерти…
— Значит, тетка?!
Поднялся страшный крик и спор.
Через полчаса выяснилось, что Россию спасла та русская неграмотная баба, служанка тетки жениха, которая вкатила по ошибке несчастной тетке двойную, смертельную дозу какого-то лекарства.
Тут же решили выделить из среды калиткинцев депутацию — с поручением разыскать эту служанку и принести ей благодарность за спасение России.