Том 10. Повести и рассказы 1881-1883

Тургенев Иван Сергеевич

В черновом автографе вместо заглавия стояла цифра II. Оба стихотворения («Дрозд» I и II), судя по цвету чернил и почерку, были записаны одновременно, хотя поправки и вставки были сделаны не сразу. Там же дата стихотворения была исправлена — «Август, 1878» на «Август 1877 года». В беловике восстановлен 1878 год. Между тем стихотворение едва ли могло быть написано после фактического завершения русско-турецкой войны, заключения Сан-Стефанского мирного договора (19 февраля (3 марта) 1878 г.) и соглашения с Англией (18 (30) мая 1878 г.). Напротив, именно в августе 1877 г. Тургенев с чрезвычайной остротой воспринимал ряд поражений, нанесенных русским войскам турками, и огромные жертвы, которые война потребовала от русского народа. Слова стихотворения: «Тысячи моих братий, собратий гибнут теперь там, вдали, под неприступными стенами крепостей; тысячи братий, брошенных в разверстую пасть смерти неумелыми < в черновике: безмозглыми> вождями» — имеют близкие параллели в письмах Тургенева, писанных им в августе 1877 г. Так, П. Л. Лаврову он писал 22 июля (3 августа): «Не могу скрыть, что до безумия огорчен нашим поражением в Турции: вот что значит поручать великим князьям армии — точно игрушки детям! Но чем провинились наши бедные солдаты,

которых башибузуки прирезывали, как баранов?» То же горькое чувство отражено в письмах Тургенева к П. В. Анненкову от 1 (13) августа 1877 г. и к Я. П. Полонскому от 14 (26) августа 1877 г.: « …мне ужасно скверно на душе — по милости наших неслыханных глупостей на Востоке — и мне хотелось бы забиться в какую-либо нору, чтобы не видеть никого и ничего не слышать!» Приведенные цитаты позволяют считать, что исправление даты, сделанное Тургеневым в черновом автографе, имело полное основание. В черновом автографе вместо слов: «Что это? Слезы… или кровь?» написано — «Что это? Мои слезы или та родная кровь?»

Без гнезда ^*

Стихотворение развертывает в поэтическую картину одно из излюбленных Тургеневым уподоблений, которым он пользовался на протяжении всей своей жизни — в лирических стихотворениях («Гроза промчалась»; 1844, стих 25; «Один, опять один я»; 1844, стихи 47–48), в прозаических произведениях («Дневник лишнего человека», «Накануне», гл. XXVII) и письмах разных лет (свод цитат из всех этих произведений и писем см.: Т, ПСС и П, Письма.т. 1, с. 41). В цикле стихотворений в прозе отрывок «Без гнезда» занимал одно из первых мест и по времени написания и в перечнях, составлявшихся Тургеневым для себя. В черновой рукописи, после заглавия «Без гнезда», написано карандашом: (I). В перечне названий «Стихотворений в прозе» под заглавием «Сюжеты» (см. выше, с. 447) оно поставлено на втором месте, после «Дрозд I и II». В беловой рукописи эти стихотворения шли в одной группе: «Дрозд I. II», «Без гнезда», «Кубок», «Чья вина?» (последние три датируются январем 1878 г.). Во всех этих стихотворениях отражено угнетенное, душевное состояние, вызванное смертями разных близких Тургеневу людей: « …нравственно я хуже, чем калека, — пишет он Я. Полонскому 2 (14) января 1878 г., — я совсем старик; ко всему охладел — и только воспоминания о прежних друзьях и временах немного шевелят меня» (ср. другие письма этого месяца).

Житейское правило ^*

Во всех автографах это стихотворение датируется Тургеневым апрелем 1878 г. Под таким же названием и с той же датой в «Вестнике Европы» было напечатано другое стихотворение, на самом деле написанное в октябре 1882 г. (см. выше, с. 133–134).

Гад ^*

В этом отрывке Тургенев, несомненно, метил в Б. М. Маркевича, романиста и реакционного публициста, этого «клеврета ренегата» (так он назван в одном из конспектов «Нови»), в течение нескольких лет ведшего клеветническую кампанию против Тургенева в газетах, возглавлявшихся М. Н. Катковым [190] . Узнав себя в памфлетическом портрете, данном Тургеневым в «Нови», Маркевич собирался вызвать Тургенева на дуэль (см. наст. изд., т. 9; с. 511), о чем сказано и в данном отрывке. В письмах второй половины 1870-х годов, когда их вражда достигла крайнего напряжения, Тургенев не скупился на резкие определения Маркевича, называя его «мерзавцем», «допрыгавшимся до помойной ямы, которая так давно звала его в свои объятия» (письмо к М. М. Стасюлевичу от 1 (13) марта 1875 г.), и «гадиной» (в письме к А. С. Суворину от 14 (26) февраля 1875 т.).

190

Подробнее см.: ТрофимовИ. Т. И. С. Тургенев и общественно-литературная борьба 70-х — начала 80-х годов. — Научные доклады высшей школы. Филологические науки, 1959, № 4, с. 138–147.

Писатель и критик ^*

Стихотворение имеет явно автобиографическую основу. Характеризуя своего «критика», Тургенев имел в виду прежде всего В. П. Буренина, критика и публициста газеты «Новое время», на страницах которой он резко отзывался о последних произведениях Тургенева. В частности, Буренин нападал на Тургенева за то, что он «забыл родной язык» и что его писания пестрят галлицизмами (см. в этом томе с. 533) [191] .

191

В своей книге, вышедшей уже после смерти Тургенева ( БуренинВ. Литературная деятельность Тургенева. Критический этюд. СПб., 1884), Буренин убрал нападки на писателя.

…известна ли вам басня о лисе и кошке? — Тургенев имеет в виду басню Лафонтена (кн. IX; басня 14).

Гомер пустил на вечные времена своего Ферсита… — Ферсит (в русской традиции чаще — Терсит) изображен в «Илиаде» как наглый и злой крикун, которого Одиссей ко всеобщему восторгу осыпал ударами, когда он поносил Агамемнона (песнь II, стихи 212–222). Начало этого эпизода в переводе Н. И. Гнедича читается так:

Все успокоились, тихо в местах учрежденных сидели; Только Терсит меж безмолвными каркал один, празднословный; В мыслях вращая всегда непристойные дерзкие речи, Вечно искал он царей оскорблять, презирая пристойность, Все позволяя себе, что казалось смешно для народа… и т. д.

С кем спорить… ^*

Впервые

опубликовано в кн.: XXV лет. 1859–1884. Сборник, изданный комитетом общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым. СПб., 1884, с. 272, со следующим примечанием редактора (В. П. Гаевского): «Сообщено, по нашей просьбе, М. М. Стасюлевичем, с объяснением обстоятельств, при которых эта шутка Тургенева была получена из Буживаля, в октябре 1882 г. Редактор „Вестника Европы“ нашел, что одно из „Стихотворений в прозе“, напечатанных в журнале (декабрь, 1882) [192] , легко могло быть истолковано как личный намек, и сообщил свое опасение их автору. Тургенев, отрицая это, заключает свое письмо от 14 (26) октября 1882 г. таким образом: „В доказательство, что я не делаю намеков, — а говорю прямо,прилагаю <…> одно стихотвореньице — не для печати, разумеется, а чтобы сорвать с Вас улыбку“» — и затем непосредственно следует текст самой шутки. «В. В. Стасов, с согласия которого печатается „стихотвореньице“, — добавлял В. П. Гаевский, — обещает когда-нибудь рассказать в своих воспоминаниях о знакомстве с покойным и тот случай, который, очевидно, пришел на память Тургеневу, горячо поспорившему с ним по какому-то чисто художественному вопросу». Через несколько лет, публикуя свои воспоминания о Тургеневе, В. В. Стасов снова воспроизвел весь текст этого стихотворения в прозе и сопроводил его следующим своим замечанием: «Несмотря однако же на такой строгий приказ другим, сам Тургенев никогда его не исполнял в отношении к самому себе, и много лет своей жизни проспорил со мною и дои послеэтого своего „Стихотворения в прозе“. Наши письма служат тому доказательством <…> Ни Тургеневу, ни мне молчание вовсе не казалось великим благом, и мы при каждом новом случае, почтя при каждом новом свидании или письме втягивались в ярые, долгие споры. Худого от этого для нас не вышло» ( СтасовВ. В. Двадцать писем Тургенева и мое знакомство с ним. — Сев Вестн,1888, № 10, с. 145–146).

192

Стихотворение «Дурак».

Впоследствии «С кем спорить?» по первопечатному тексту воспроизвел М. О. Гершензон ( Рус Пропилеи,т. 3, с. 53), но в состав всего цикла оно не включалось и печаталось лишь в приложении или в комментариях на том основании, что Тургенев сообщил его Стасюлевичу «не для печати». Однако стихотворение «С кем спорить?», набросанное Тургеневым в черновике одновременно с другими стихотворениями этого года, было переписано им набело в тетрадь белового автографа со всеми стихотворениями под № 38, между «Писатель и критик» и «О моя молодость!..» Поэтому у нас есть все основания печатать его в основном корпусе на точно определенном самим Тургеневым месте.

Многолетнее знакомство Тургенева с В. В. Стасовым, длившееся с 1869 г. до смерти Тургенева, отражено в их переписке (сохранилось двадцать писем Тургенева к Стасову и всего лишь четыре письма Стасова к Тургеневу; см.: Т сб,вып. 1, с. 446–453). При встречах и в письмах Тургенев и Стасов то мирно беседовали друг с другом, то вступали в яростные споры, касавшиеся русской музыки, изобразительного искусства и литературы. Так как они придерживались зачастую противоположных точек зрения на развитие русского искусства и литературы, для возникновения ожесточенного спора между ними достаточно было незначительного повода, а самый спор приводил к охлаждению и разрыву. Наиболее враждебными были отношения Тургенева и Стасова между 1875 и 1880 годами. «Впрочем — к чему спорить? — писал Тургенев Стасову 16 (28) августа 1875 г. о дискуссии, возникшей между ними по поводу проекта памятника Пушкину, предложенного М. М. Антокольским для Москвы. — У меня до сих пор краска стыда жжет лицо, когда я вспоминаю, что мы, старые, седые люди, могли до крику, до изнеможения спорить — о чем? О пиэдестале! Одни русские в целом мире способны впасть в такое пустое младенчество! Сошлись — и давай жевать сухую траву, да еще задыхаться и сверкать глазами во время жевания». На то же пятилетие, к которому относится стихотворение «С кем спорить?», пришлись также три весьма враждебные статьи Стасова против Тургенева, напечатанные (под псевдонимом) в «Новом времени» в 1877, 1878 и 1879 гг. [193] , а также несправедливый выпад против Тургенева в воспоминаниях Стасова об училище правоведения, напечатанных в «Русской старине» 1880 года.

193

КаренинВлад. Владимир Стасов, ч. 2, с. 576–586; Письма В. В. Стасова к гр. А. А. Голенищеву-Кутузову. — Русская музыкальная газета, 1916, № 41; Кузьмина Л. И. И. С. Тургенев и В. В. Стасов. — В сб.: И. С. Тургенев. Вопросы биографии и творчества. Л., 1982, с. 61–80.

В своей «Художественной автобиографии», которая должна была служить вступительной главой к книге «Разгром» и вместе с тем итогом его критической деятельности, Стасов утверждает: «Споры, т. е. обмен мнений и притом со специально нападательским характером, всегда были не только моей потребностью, но просто страстью» ( КаренинВл. Владимир Стасов. Л., 1927. Ч. I, с. 120). Это подтверждает, что в стихотворении «С кем спорить?» Тургенев, говоря о Стасове-спорщике, представлял себе его как своего рода типическое обобщение спорщика, в своем увлечении по-своему истолковывающего слова противника.

«О моя молодость! О моя свежесть!» ^*

Заглавие представляет собою слегка измененную цитату из «Мертвых душ» Гоголя (ч. 1, гл. 6). Приведя эту концовку на память, Тургенев имел, конечно, в виду и всю предшествующую лирическую тираду: «Прежде, давно, в лета моей юности, в лета невозвратно мелькнувшего моего детства, мне было весело подъезжать в первый раз к незнакомому месту <…> Теперь равнодушно подъезжаю ко всякой незнакомой деревне <…> то, что пробудило бы в прежние годы живое движенье в лице, смех и немолчные речи, то скользит теперь мимо, и безучастное молчание хранят мои недвижные уста. О моя юность! о моя свежесть!»