Том 11. Монти Бодкин и другие
Шрифт:
— Не горюй, пупсик, — сказала она. — Хрен с ними. Главное, у нас есть мы.
Мистер Моллой не мог не откликнуться на такие слова. По природе он был оптимист. Только оптимист может торговать фальшивыми акциями.
— Верно, — вскричал он, распускаясь, как политый цветок, — и Корки на тысяча фунтов.
— И еще я прибила Шимпа, — сказала Долли, перечисляя свои удачи. — На круг выходит не так и мало. Да, в целом все обернулось очень даже неплохо.
Она выжала сцепление, и машина вновь двинулась сквозь тьму. Долли рулила молча. Она думала, как сильно любит Мыльного, и гадала, успеют ли они продать машину где-нибудь
Везет же этим Бодкинам
Перевод с английского Н. Усовой, А. Соколинской
Глава I
Молодой человек, сидевший на террасе каннского отеля «Манифик», смутился — верный знак, что англичанину сейчас придется объясняться по-французски. Провожая его в отпуск, Гертруда Баттервик настоятельно просила при всяком удобном случае улучшать свой французский, а слово Гертруды для него — закон. И потому сейчас, заранее зная, что будет щекотно в носу, он решительно произнес:
— Э, гаг'сон.
— Мсье?
— Э, гаг'сон, эске вузаве ан по де лянкр этюн пиес де па-пье — нот-папье, ву савэ — этюн энвелоп этюн плюм? [27]
— Ben, m'sieur.
Нагрузка оказалась непомерной, и Монти перешел на родное наречие.
— Я хочу написать письмо, — сказал он и, со свойственной всем влюбленным готовностью поведать о своем счастье всему миру, чуть было не добавил «самой прекрасной девушке на свете», но официант быстро удалился и минуту спустя уже демонстрировал то, что ему удалось раздобыть.
27
То есть он попросил лист писчей бумаги, конверт и перо.
— V'la, sir! Пжалюста, сир, — сказал официант.
У официанта в Париже тоже была невеста, которая очень просила его, пока он будет на Ривьере, не тратить времени даром и по возможности практиковаться в английском.
— Чер-ни-ля, пьеро, лист, конвег'т, плямокаска.
— Мерси, — сказал Монти, весьма довольный такой расторопностью. — Спасибо. Порядок.
— Порьядок, мсье, — откликнулся официант.
Оставшись один, Монти быстренько разложил перед собой бумаги, схватил перо и обмакнул в чернила. Пока все вроде бы шло как надо. Но в этот момент, как это часто с ним бывало, когда он садился писать письмо своей любимой, произошла заминка. Он не знал, с чего начать.
Склонности к эпистолярному жанру у него отродясь не было — печально, но факт. Гертруду Баттервик он обожал, прямо-таки боготворил. Сидя рядом с ней где-нибудь в укромном уголке (его рука обвивает ее талию, она склоняет голову к нему на плечо), он мог говорить о любви долго и красиво. Но до чего же трудно изложить то же самое на бумаге! Он завидовал таким ловкачам, как этот Амброз Теннисон, двоюродный брат Гертруды. Амброз был писатель, и накропать что-нибудь в таком духе для него — раз плюнуть. Он бы за это время восемь страниц накатал и уже конверт бы облизывал.
Но деваться некуда. Он непременно должен что-нибудь отправить с сегодняшней почтой. В последний раз он писал ей (открытки не в счет) ровно неделю назад — тогда он послал ей свою фотографию: как он в купальном костюме стоит на самой вершине Райской скалы. Он был уверен, она это оценит.
Задумчиво пожевывая перо и поглядывая по сторонам в поисках вдохновения, он решил начать с описания природы, а дальше — как пойдет.
«Отель «Мапифик»,
Канны, Франция.
Утро.
Привет, старушка! Пишу тебе с террасы отеля. Погода классная. Море синее…» —
но вдруг остановился, чувствуя, что допустил оплошность. Порвал листок и снова начал:
«Отель «Мапифик»,
Канны, Франция.
Утро.
Дорогой кроличек!
Пишу тебе с террасы отеля. Погода классная. Жаль, что тебя тут нет, потому что я по тебе очень скучаю. Страшно подумать, что, когда я вернусь, ты уже ускачешь в Америку, и я тебя еще долго не увижу. Даже не знаю, как я это переживу.
С террасы видна прогулочная площадка, она почему-то называется Круазетт. [28] Глупо, но факт. Море тут синее, песок — желтый. На горизонте маячит пара яхт. Слева — пара островов, а справа — горы».
28
Крестик (франц.).
Он снова сделал остановку. Кажется, природы получилось более чем достаточно — если продолжать в том же духе, то лучше сразу послать местный путеводитель. Теперь пора добавить что-нибудь о людях. Посплетничать, что ли, девушки это любят. Он снова поглядел по сторонам, и увиденное его вдохновило.
На террасе появилась забавная парочка: толстяк и стройная девица. Мужчину этого он и раньше видел и кое-что слышал о нем: Айвор Лльюэлин, президент голливудской кинокомпании «Суперба-Лльюэлин», — личность эта по праву заслуживала абзаца в любом частном письме.
И Монти написал:
«В это время здесь мало кого увидишь — по утрам все либо режутся в теннис, либо чешут купаться на Антибы. Но на моем горизонте только что появился типчик, о котором ты наверняка слышала, — Айвор Лльюэлин, киношник.
Если ты о нем не слышала, то по крайней мере видела его картины. Помнишь фильм, на который мы ходили в Лондоне накануне моего отъезда? Названия не помню, помню только, что про гангстеров, а Фуксия Флокс играла девицу, которая втюрилась в журналиста.
В настоящий момент он сидит за соседним столиком и беседует с какой-то дамочкой».
Монти снова сделал передышку. Перечитывая написанное, он засомневался, годится ли это вообще в качестве письма. По части сплетен все в норме, но к чему ворошить прошлое? Зря он упомянул Фуксию… в том конкретном случае, на который он ссылается, его откровенное восхищение мисс Флокс привело к тому, что Гертруда надулась и только после двух чашек чая с самыми лучшими пирожными в «Рице» наконец оттаяла.
Вздохнув, он начал письмо по новой, побольше про природу, но не про людей. Нет! Затем его осенило: а что если сделать красивый жест и как бы между прочим упомянуть про ее отца, — наверняка, ей это будет приятно. Вообще-то он терпеть не мог старого придурка и выскочку, но из вежливости иногда лучше скрывать свои чувства.