Том 12. Из 'Автобиографии'. Из записных книжек 1865-1905. Избранные письма
Шрифт:
Американцы и англичане — чужие друг другу, хотя и в меньшей степени, чем другие народы. Мужчины и женщины, даже муж и жена, — тоже чужие друг другу. У каждого есть свое, скрытое от другого и недоступное его пониманию. Это как пограничная линия.
1904
Отплыл вчера вечером в десять. Сейчас прогудел рожок к завтраку. Я узнал его и был потрясен. В последний раз мы слышали этот звук вместе с Ливи [80] . Теперь он для нее не существует.
80
Жена Твена Оливия умерла во Флоренции 5
Погода прекрасная, море тихое и необыкновенно синее.
Я видел июнь шестьдесят восемь раз.
Как бесцветны и тусклы они по сравнению с ослепляющей чернотой этого.
За эти тридцать четыре года мы много ездили вместе по свету, дорогая Ливи. И вот наше последнее путешествие.
Ты там, внизу, одинокая; я наверху, с людьми, одинокий.
Кэти Лири была при кончине Сюзи в 1896 году и теперь — при кончине Ливи.
Она у нас служит двадцать три года.
Холодно. Мы затопили камин. Потом вспомнили, что в трубе поселились ласточки, и стали вытаскивать поленья, заливать их водой. Трагедия была предотвращена.
В Гринвиче, штат Коннектикут, скончалась моя сестра Памела Моффат в возрасте семидесяти трех лет. Из них шестьдесят лет она болела. Смерти этого года: 14 января, 5 июня, 1 сентября.
Составил завещание.
Единственное резко выраженное различие между средним цивилизованным человеком и дикарем в том, что первый предпочитает позолоту, второй — раскраску.
Бог свиреп в Ветхом Завете и обаятелен в Новом — доктор Джекиль и мистер Хайд [81] священного романа.
Давайте жить так, чтобы даже гробовщик оплакивал нашу кончину.
В шкуре каждого человека таится раб.
81
Образы романа Р.Л.Стивенсона «Странная история доктора Джекиля и мистера Хайда» (1886).
Ничто не поражает сильнее, чем чудо, — разве только наивность, с которой его принимают на веру.
Только мертвые имеют свободу слова.
Только мертвым позволено говорить правду.
В Америке, как и повсюду, свобода слова — для мертвых.
Нет ни единого права, которое не было бы продуктом насилия.
Нет ни единого права, которое остается незыблемым; его всегда можно уничтожить посредством очередного насилия. Следовательно, человек не имеет ни одного ненарушимого права.
Бог представляет насилие (он хитер, ненадежен, злобен).
«Папаша сейчас в хлеву. Вы отличите его от свиней, он в шляпе».
Во время чреватых кровавыми событиями серьезных общественных кризисов толпа мало заботится, на чьей стороне правда. Она заботится только о том, чтобы быть на стороне сильного. В Северных штатах, в годы перед войной, тех, кто выступал против рабовладения, подвергали остракизму, презирали, травили.
Это делали «патриоты». Потом «патриоты» перешли мало-помалу на сторону тех, кто боролся с рабовладением, и только тогда это стало считаться патриотичным.
Есть два рода патриотизма:
1905
Шестьдесят лет тому назад «оптимист» и «дурак» не были синонимами. Вот вам величайший переворот, больший, чем произвели наука и техника. Больших изменений за шестьдесят лет не происходило с сотворения мира.
8 часов утра. Чудный сон. Почти наяву. Ливи. Беседовал с ней две или три минуты. Я несколько раз повторил: «Но ведь это только сон, только сон!»
Она, казалось, не поняла моих слов.
Избранные письма
1
ДЖЕЙН КЛЕМЕНС
[сентябрь — октябрь 1861 г.]
Дорогая матушка!
Надеюсь, вы все как-нибудь приедете сюда. Но я приглашу вас лишь тогда, когда сумею принять по всем правилам. Думаю, что это будет в самом скором времени. Я хочу, чтобы Памела пожила на озере Биглер до тех пор, пока не сумеет одним ударом свалить быка, — этак месяца три.
«Напиши все, как есть, ничего не приукрашивая». Ну что ж, «Золотой Холм» продается по 5000 долларов фут наличными. «Дикая Кошка» не стоит и десяти центов. Здешние места баснословно богаты золотом, серебром, медью, свинцом, углем, железом, ртутью, мрамором, гранитом, мелом, алебастром, ворами, убийцами, головорезами, дамами, детьми, адвокатами, христианами, индейцами, китайцами, испанцами, картежниками, шулерами, койотами (здесь их называют ки-йо-ти), поэтами, проповедниками и огромными зайцами породы «Ослиные уши». На днях я слышал, как один джентльмен сказал: «Это самое проклятое место на свете»; и я вполне согласен с этой исчерпывающей характеристикой. Тут не бывает дождей, никогда не выпадает роса. Тут нет цветов и ни одна зеленая былинка не радует глаз. Птицы, которые пролетают над этим краем, прихватывают пропитание с собой. Одни только вороны да вороны живут тут с нами. Наш город стоит посреди пустыни - на одном песке, без всяких примесей, и на этой дьявольской почве ухитряется расти лишь отребье зеленого мира — полынь. Если взять за образец карликовый кедр, смастерить дюжину таких деревьев из самой жесткой телеграфной проволоки, посадить их на расстоянии фута друг от друга и, усыпав все вокруг слоем песка в двенадцать дюймов, попытаться пройти между ними, тогда поймешь, что значит пробираться в пустыне сквозь полынные заросли.
Если сломать стебель полыни, он начинает пахнуть не совсем как магнолия и не вовсе как хорек, но чем-то средним между ними. С виду полынь очень напоминает солянку, — никогда в жизни не видел растения уродливее. Цвета она серого. На равнинах полынь и солянка вырастают вдвое выше обыкновенной герани и, по-моему, прекрасно заменяют это бесполезное растение. Солянка — это поистине великолепная копия виргинского дуба в миниатюре, если только не считать цвета. Что до всех прочих плодов и цветов, так их тут попросту нет, за исключением «пулу», или «тьюлера», или как там ее называют, — какой-то разновидности самой заурядной ивы, которая растет по берегам Карсона; а этот самый Карсон — река в двадцать ярдов шириной, глубиной по колено и такая возмутительно быстрая и извилистая, словно она по ошибке забрела в эти края и, испугавшись, что истомленный жаждой путник осушит ее до дна, заметалась и в спешке сбилась с дороги.