Том 13. Салли и другие

Вудхаус Пелам Гренвилл

— Я думала, у Крэкнелла денег куры не клюют.

— Да, но, видишь ли, такие, как он, всегда не прочь поделиться с приятелем, если дело выгодное.

— А дело выгодное?

— Пьеса замечательная.

— Мистер Фоситт тоже так говорит. Но ведь Мейбл Хобсон…

Обширное лицо Филлмора дрогнуло:

— Салли! Это — ужасная женщина! Она не умеет играть и все время лезет командовать. Хотя бы эта история с ножом…

— С каким еще ножом?

— Нож для бумаги. Понимаешь, реквизит. Лежал не на месте. Я-то точно знаю, я тут ни при чем…

— Ты? — удивилась Салли. Видимо, влюбленность плохо подействовала на умственные способности Филлмора.

— Ну… э…

знаешь, это бывает. Женщина в ярости… Она обвиняет первого, кто попадется на глаза… Этот нож…

Филлмор страдальчески затих.

— Мистер Фоситт говорил, что Эльза хорошо играет.

— Да, неплохо, — равнодушно отозвался Филлмор. — Но, знаешь, — тут лицо его прояснилось, а в голосе послышалось оживление, — если на кого и стоит взглянуть, так это на мисс Винч. Глэдис Винч. Играет служанку. Она только в первом акте, и слов у нее немного, вроде «Вы звали, мэм?» Но надо слышать, как она их говорит! Салли, это не девушка, а гений! Такой характерной актрисы давно не было! Запомни мои слова, совсем скоро ее имя будет сиять огромными буквами на Бродвее. Индивидуальность? Ха-ха! Обаяние? Нет слов! Красота?..

— Ладно! Ладно! Я все знаю, Филл. А теперь, может, расскажешь, как ты осмелился сделать предложение, не посоветовавшись со мной?

Филлмор густо покраснел.

— О, так ты знаешь?

— Да. Мистер Фоситт сказал мне.

— Ну…

— Что, ну?

— Понимаешь, я ведь просто человек, — заявил Филлмор.

— Замечательное признание. Ты стал скромным, Филл. Он и впрямь изменился к лучшему за то время, что они не виделись. Словно кто-то проткнул его булавкой, и вся напыщенность вышла. Если это заслуга мисс Винч, как полагал мистер Фоситт, Салли целиком одобряла их роман.

— Я вас как-нибудь познакомлю, — пообещал Филлмор.

— Да, пожалуйста.

— Ну, мне пора. Вообще-то я искал Банбери. У меня с ним встреча.

— Кто такой Банбери?

— Режиссер. Наверное, завтракает у себя в номере. Пойду посмотрю.

— Надо же, ты занят! Чудо! Им повезло, что за ними присматривает такой человек!

Филлмор. ретировался, а Салли осталась ждать Джеральда. Она больше не обижалась на него. Бедняга! Неудивительно, что он показался ей расстроенным.

Он появился через несколько минут.

— Джерри, дорогой! — воскликнула Салли, когда он подошел к столу — Я только что узнала. Как жаль!

Джеральд сел. По телефону его голос звучал многообещающе, лицо все обещания исполнило. Он выглядел нервным и понурым.

— Мне, как обычно, повезло, — сказал он мрачно. — Такое могло случиться только со мной. Чертовы идиоты! Ну, скажи, какой смысл закрывать театры из-за этой эпидемии? Люди целыми днями толкутся в магазинах. Это не опасно. А в театрах почему-то опасно! Полный бред! Я вообще не верю, что она существует, эта испанка. Стоит кому-то подхватить насморк, как он уже кричит, что умирает. Сплошное притворство!

— Не думаю, что они притворяются, — возразила Салли. — Бедному мистеру Фоситту было действительно плохо. Потому я и не смогла приехать раньше.

Джеральда, кажется, не заинтересовала ни новость о болезни мистера Фоситта, ни то, что Салли, хоть и с опозданием, но, наконец, приехала. Он мрачно ковырялся ложечкой в грейпфруте.

— Мы торчим здесь который день. Всем надоело до смерти. Труппа разваливается. Они устали без конца репетировать, когда никто не знает, будет ли вообще премьера. Неделю назад все были полны энтузиазма, а теперь сдулись. Пьеса загублена! Мой шанс! Я упустил его!

Салли слушала его опустошенная. Она пыталась быть справедливой, не

забывать, что он перенес ужасное разочарование. И все же… Как назло, больше всего ей не нравились мужчины, склонные жалеть себя. Страдало и самолюбие: приезд ее для него явно ничего не значил. Чувствуя себя предательницей, Салли невольно вспоминала то, что говорил о Джеральде мистер Фоситт. Никогда раньше она не замечала, что он так зациклен на себе. Сейчас он просто ткнул ее в это носом.

— А тут еще с этой Хобсон одни неприятности, — продолжал Джеральд, в отчаянии вонзая вилку в яичницу. — Не надо было ей давать роль, не надо. Ей не справиться. Эльза Доланд сыграла бы в тысячу раз лучше. На днях я дописал несколько строчек для Эльзу, так эта Хобсон просто взвилась. Ты не знаешь, что такое «звезда», пока не увидишь такой вот ходячий манекен. Мне пришлось целый час уговаривать ее чтобы она не бросила роль.

— А может, пусть бросит?

— Боже мой! Подумай хоть немного, — сварливо сказал Джеральд. — Ты полагаешь, этот Крэкнелл будет давать нам деньги, если она уйдет? Он тут же все прикроет, и что станет со мной? Ты, кажется, просто не понимаешь, какая мне выпала удача. Я буду идиотом, если откажусь.

— Понимаю, — коротко ответила Салли.

Она в жизни не чувствовала себя такой несчастной. Зря она ездила за границу. Возможно, путешествовать приятно, возможно, это расширяет кругозор, но когда возвращаешься, совершенно теряешь связь с людьми. Она проанализировала свои чувства и пришла к такому выводу: ее возмущало то, что Джеральд пытается создать какую-то двойственную ситуацию. Мужчина, когда у него неприятности, либо владеет собой и презирает жалость, либо совершенно разбит и ищет утешения у женщины. Джеральд выставлял напоказ свои беды, чтоб его пожалели, и в то же время воздвигал между ними барьер. Он требовал от нее сочувствия и одновременно отталкивал. Она казалась себе заброшенной и ненужной.

— Кстати, — сказал Джеральд, — вот еще что. Мне тут приходится все время вокруг нее увиваться, так что уж, пожалуйста, не проболтайся, что мы помолвлены.

Салли клацнула зубами. Это было слишком.

— Ну, знаешь! Если тебе так мешает…

— Не валяй дурака! — Джеральд прибегнул к пафосу. — Боже мой! Мне так трудно! Я так страдаю, а ты…

Прежде чем он закончил фразу, настроение Салли резко изменилось. Именно из-за таких перемен она иногда думала, что ей недостает характера. Внезапно ей в голову пришла простая утешительная мысль, полностью изменившая ее взгляд на происходящее. Все в мире представляется ей таким нескладным только потому, что она устала и еще не приняла ванну. Салли мгновенно успокоилась. Если Джеральд казался совсем чужим лишь потому, что она грязная и растрепанная, тогда все в порядке. Она быстро накрыла его руку своей ладонью.

— Прости меня, — сказала она покаянно, — я настоящая свинья. Я тебе очень сочувствую.

— Это были ужасные дни, — пробормотал Джеральд.

— Знаю, знаю. Но ты так и не сказал, что рад меня видеть.

— Само собой, рад.

— Тогда почему не скажешь? И почему не спросишь, как мне понравилось в Европе?

— А тебе понравилось?

— Да, если не считать того, что я соскучилась. Ну вот! На этом рассказы о путешествиях, пожалуй, закончим и перейдем к твоим неприятностям.

Джеральд откликнулся на призыв. Говорил он долго, часто повторяясь. Он явно и окончательно уверовал в то, что Провидение изобрело грипп исключительно для того, чтобы разрушить ему жизнь. Однако теперь он не сторонился сочувствия. После короткой грозы дышалось легче. Салли уже не казалось, что она лишняя.