Том 14. М-р Моллой и другие
Шрифт:
— Не внесешь, — предсказал мистер Кармоди.
— Они же есть! Там, у тебя, гораздо больше.
— Именно, у меня.
— Это же пустяк! На такое верное дело… Ронни Фиш все знает про ночные клубы. Он из них, собственно, не выходил после Кембриджа.
— Ничего не дам. Ты понимаешь, что такое опека? Ты должен вложить деньги в верное дело.
— Куда уж верней! Ночной клуб, и кого? Ронни Фиша.
— Если ты кончишь пороть чепуху, пойду приму душ.
— Вот что, я его приглашу к нам. Вы с ним поговорите.
— Не стоит. Зачем мне с ним говорить?
— Он
— По-твоему, это хорошая рекомендация?
— Да я так, к слову.
— А я запрещаю его приглашать.
— Дядя, ты послушай! Скоро викарий придет насчет концерта. Мы с Ронни могли бы сыграть сцену из «Юлия Цезаря», развлечем народ. В Кембридже всем очень нравилось.
Но и это не смягчило мистера Кармоди.
— Не буду я его приглашать!
— Дело твое, — сдался Хьюго, разочарованный, но не Удивленный. Так он и знал; что их кабачок — утопия. Некоторые люди просто не могут расстаться с пятью сотнями фунтов. Поменьше — может быть… Что ж, и то хлеб.
— Ладно, — сказал Хьюго. — Если не возражаешь…
— Возражаю, — отвечал дядя. — А что?
— Да вот, Ронни прислал мне билет на бокс. Придется переночевать в Лондоне. Десятки хватит — ну, гостиница, завтрак, то-се… В общем, всякие расходы.
— Ты хочешь сказать, что собрался в Лондон на матч?
— Именно.
— И зря. Никуда ты не поедешь. Я тебе запретил ездить в Лондон. Последний раз я уступил, и что случилось? Ты провел ночь в полиции.
— Так это же гребные гонки!
— А я заплатил пять фунтов. Хьюго отвел рукой былые невзгоды.
— Недоразумение, — сказал он. — Виноват был не я, а полицейский. И кто теперь только там служит! Я давно замечаю… Да и вообще, больше такого не случится.
— Вот это верно.
— Значит, дашь десятку?
— Ни в коем случае.
— А ты понимаешь, что бы я подумал, если бы ты ее дал?
— Что у меня — старческий маразм.
— Нет. Что ты мне доверяешь. Самое страшное, когда нет доверия. Спроси, кого хочешь. Это вредит формированию личности.
— Ну, что ж, пускай вредит.
— В Лондоне я бы увидел Ронни и сказал, что не дам денег.
— А ты напиши.
— Когда пишешь, трудно объяснить как следует.
— Ничего, потрудись. Словом, в Лондон ты не едешь. Он повернулся было, чтоб закончить беседу, но тут же застыл на месте. Дело в том, что Хьюго, как всегда в минуты горя, вынимал их кармана портсигар.
— У-ух! — сказал мистер Кармоди (или что-то в этом роде) и непроизвольно протянул руку, как тянет ее к хлебу голодный. А Хьюго, воспарив душой, понял, что спасение пришло в последнюю минуту.
— Здесь — турецкие, здесь — виргинские, — сказал он. — Бери, сколько хочешь, за десять фунтов.
— Вам пора принимать душ, — раздался рядом голос д-ра Твиста.
Голос был вообще неприятен, но особенно отвратным показался он мистеру Кармоди в эти мгновения. При всей своей скупости, он отдал бы немало за то, чтобы швырнуть в доктора камнем. Сперва ему пришла в голову мысль, достойная Макиавелли: выбить портсигар и быстро подобрать, что удастся. Но он тут же понял, что ничего не выйдет.
Исторгнув горестный звук из самых глубин души, Лестер Кармоди поплелся к дому.
— Ай-яй-я-яй! — сказал медик, укоризненно качая головой. — Что ж вы искушаете беднягу?
Хьюго редко соглашался с дядей, но сейчас тоже думал, что д-р Твист заслуживает хорошего кирпича.
— Вы бы не могли одолжить мне десятку? — мягко, но деловито спросил он.
— Нет, — отвечал д-р Твист, — не мог бы.
Хьюго еще больше захотелось понять, зачем всемогущий Творец выпустил в мир такого человека.
— Что ж, я пойду, — заметил он.
— Так быстро?
— Вы уж простите!
— Надеюсь, — сказал медик, провожая его к машине, — вы не в претензии, что я вмешался? Понимаете, ваш дядя мог понадеяться, что вы уступите, а разочарование ему очень вредно. Он бы просто вышел из себя, тогда как часть нашего курса — мирные, приятные мысли.
— Что-что?
— Мирные приятные мысли. Видите ли, если разум в порядке, исцеляется и тело.
Хьюго уселся за руль.
— Простите, — сказал он, — вы надеетесь, что у дяди Лестера будут приятные мысли?
— Конечно.
— Даже под этим душем?
— Естественно.
— Ну, знаете!
Он нажал на стартер, и двухместная машина задумчиво Двинулась вперед. Когда медика скрыли кусты, он порадовался, ибо хотел поскорей о нем забыть. Секунду спустя он радовался еще больше, ибо из-за рододендрона выскочил темно-красный и мокрый человек. Лестер Кармоди спешил, а он не привык бегать.
— Ф-фу-ф!.. — сказал он, преграждая путь машине. Хьюго остановился, купаясь в блаженстве. Деловые переговоры начались.
— Давай сигареты, — пропыхтел дядя.
Подавив желание поторговаться, честный Хьюго ответил:
— Десять фунтов.
Мокрое, блестящее лицо скорбно исказилось.
— Пять.
— Десять.
— Восемь.
— Десять.
Мистер Кармоди победил себя.
— Ладно. Давай их, быстро!
— Турецкие — тут, виргинские — тут.
Рододендрон снова вздрогнул, пропустив тяжелое тело. Птицы на ближайших деревьях радостно запели гимн. А Хьюго, с двумя хрустящими купюрами в кармане, поехал дальше, заливаясь, как жаворонок по весне.
Сам д-р Твист одобрил бы его мысли.
Глава III ХЬЮГО ТВОРИТ ДОБРО
«Да-да-да-да!» — заверял мирозданье Хьюго Кармоди, подъезжая через сорок минут к конюшенному двору. — «Вот мой бэби. Нет, сэр, не ваш, нет, сэр, не наш, а-а-а мой бэ-би! И потому, потому, потому…»
— Ч-черт! — сказал Джон, появляясь невесть откуда. — Вылезай из машины!
— Привет, — отвечал Хьюго, — вот и ты. Посетил я, знаешь, дядю в этом «Курсе». Одного не пойму, почему туда не водят туристов. Есть на что посмотреть, ты уж поверь. Жирные такие, и все сгибаются-разгибаются. Что там, скачут через скакалку. Обхохочешься. И ни капли пошлости или там непотребства. Берите с собой детей, пакуйте сэндвичи. А самое лучшее…