Том 14. М-р Моллой и другие
Шрифт:
— Понимаешь, — выговорил Джон, — он такой человек…
— Тебя-то он выслушает!
— Как знать…
— Ты попробуй. Пойди и скажи, что отец ждет первого шага. Господи, это же истинный пустяк! Он его чуть не убил.
— Попробую…
— Джонни, я тебя прошу! Мне очень трудно. Отец увидел, что я стою с Хьюго, и страшно разорался. Знал бы он, что я тут с тобой! Он запретил мне разговаривать со всеми вами, даже с Эмили, хотя с ней я и сама бы… В общем, ни с ослом, ни с волом. [95] Проклял всех до единого, даже
95
…ни с ослом, ни с волом — перифраза десятой заповеди Десятисловия (см. Исх. 20:17, Втор 5:21).
Джон застыл, держа весло над водой.
— … просто как брат.
Весло шумно опустилось, куда следует.
— Наверное, — продолжала Пэт, — нынешнее девушки чихали бы на отцов, а я — не могу. Дело не в том, что он рассердится. Ему будет больно. Вот я и пришла тайком, хотя очень не люблю врать. Поговори ты со старым боровом! Нежно так, по-матерински.
— Пэт, — сказал Джон, — я не знаю, как это сделать, но непременно сделаю.
— Молодец! Смешной ты, честное слово. Вроде — размазня размазней, а вдруг…
— Размазня? — переспросил Джон — Это в каком смысле?
— А ты сам не знаешь?
— Размазня!
— Ну, такая каша.
Звезды бодро сверкали, и все же было темно, лица ее он не видел; однако предполагал, что на нем, то есть на лице, играет насмешливая улыбка. Обычно это сражало его, но сейчас ввергло в неописуемую ярость. Лодка угрожающе накренилась.
— Какой ты прыткий! — сказала Пэт.
— Да? Я же — каша. Пэт хихикнула.
— Ты обиделся, Джонни? Прости, пожалуйста. Ты не каша. Ты просто… ну, благоразумный. Или мудрый, что ли…
Опять эта мудрость! Проплыла ондатра, оставив на воде подобный вееру след. Звезды мерцали и подмигивали. На островке вспорхнула птица. Мудрость! Может быть, Пэт имеет в виду… или намекает…
Нет, конечно! С чего он взял? Там, в аллее, он действовал точно так, как надо. Послушайся он брутального предка в какой-нибудь медвежьей шкуре, ему бы не было прощения. Да-да, «как ты все испортил!», именно так. Быть может, в свое время предок вполне преуспевал, но не в наши же дни!
Думая все это, Джон рьяно работал веслом и вызвал еще один упрек.
— Куда ты несешься? Хочешь поскорей от меня избавиться?
— Нет, — ответил он.
— А вообще-то пора спать. Знаешь что, высади меня у моста. Я не слишком много прошу? Ты ведь утомился…
Джон проехал в тот день двести миль, но совсем не устал. Плыть он мог сколько угодно.
— Хорошо, — отвечал он.
— Спасибо, — сказала она. — Только помедленней, если можно. Все-таки, на воде так приятно… Далеко еще до Уголка Призраков?
— Вон он.
— Ну, не пугайся.
Ров, окружавший усадьбу, прорыл первый Кармоди в ту пору, когда домовладельцы создавали препятствия для посетителей. С умягчением нравов цель его была забыта, и позднейшие хозяева расширяли ров, украшали, уснащали островками, по возможности приближая к живописному озеру. Для вящего
— Сколько тебе было, Джонни, — спросила Пэт, — когда ты решился проплыть тут ночью?
— Шестнадцать.
— Ну, больше!
— Нет. Ровно шестнадцать. Я проплыл там в день рождения.
Пэт протянула руку, и ветки коснулись ее пальцев.
— Я бы и сейчас одна не смогла. Меня бы схватила рука скелета, поросшая черной шерстью. Видишь, вот она. А почему ты так расхрабрился?
— Потому что ты сказала, что я там не проплыву.
— Правда?
— Еще бы! Дразнила, не знаю как.
— А ты и купился? Да, ты многим мне обязан. Нет, ты подумай, мы тут бывали совсем детьми, а теперь — усталые, старые, совсем другие…
— Я не другой.
— Это в чем же?
— Ах, не знаю!
Джон опустил весло. Он хотел во всем разобраться.
— Почему ты думаешь, что я другой?
— Эти белые пятна, наверное, гуси. Джон гусями не интересовался.
— Я… — начал он, — я… — он хотел сказать, что любит ее, но вовремя опомнился и завершил фразу, — совсем такой же.
— Тогда почему ты со мной не общаешься? — упорствовала Пэт. — Бог знает, когда ты приехал, а я только сейчас тебя вижу. И то пришлось швырять камешки в окно. Как по-твоему, приятно бродить в одиночестве?
Джон удивился. Получалось, что он не деликатен, а равнодушен. Казалось бы, если ты объяснился и узнал, что тебя не любят, уйди с дороги, пока не сотрется память о твоей наглости. Да половина несчастных случаев на охоте, в Африке, обязана этой статье кодекса!
— Я не знал…
— Чего?
— Что ты хочешь меня видеть.
— Конечно, хочу. Вот что, Джонни. Ты завтра свободен?
— Да.
— Тогда сбеги из узилища, заезжай за мной и мы устроим пикник, как в старое время. Отец уйдет в гости. Приезжай к часу. Ну, как?
Джон опять ответил не сразу. Чувства его были слишком сильны для слов. Тем временем река приняла лодку с той неспешной, важной, сонной любезностью, благодаря которой разумные люди считают ее лучшей из рек.
— Согласен? — осведомилась Пэт.
— Еще бы!
— Вот и хорошо. Даже прекрасно. Значит, в час.
Река журчала, мягко посмеиваясь. Она была доброй и мудрой, а потому — посмеивалась, как старый джентльмен, которому приятно, когда молодые люди счастливы.
— Мы часто устраивали пикники, — припомнила Пэт.
— Да, — согласился Джон.
— Просто не пойму, зачем тебе общаться с ехидной, капризной, сварливой девицей!
— Что ты такое говоришь!
Показался старый мост, едва заметный во тьме. Джон подвел лодку к берегу, она зашуршала в камышах, словно феи заиграли на дудочках. Пэт вышла и повернулась к Джону.
— Теперь я не очень плохая, — тихо сказала она, — Если потерпишь, ты это увидишь. Спокойной ночи, Джонни. Значит, к часу, мой дорогой.
Она исчезла в темноте, а Джон рванулся вперед, словно его ударили током. Он дрожал. Конечно, ему померещилось, но на одну долю секунды он ощутил что-то вроде поцелуя.