Том 14. М-р Моллой и другие
Шрифт:
— Пэт! — крикнул он, едва дыша.
Никто не ответил. Река спешила к Северну рассказать новости.
— Пэт!
Джон ударил веслом по воде. Река возмущенно заворчала. Лодка ткнулась носом в берег, лодочник выскочил на землю. Он прислушался. Звуков не было. Мир затих и опустел.
Наконец раздался хоть какой-то звук. Река опять засмеялась.
Глава IX СОННОЕ ЗЕЛЬЕ
Джон проснулся поздно и, просыпаясь, смутно
Эмили, свернувшаяся в корзинке, подняла тяжелую голову, ибо, судя по всему, вернулась под утро. Обычно она суетилась вокруг Джона, пока он мылся и одевался, но сегодня слишком устала. Решив, что скажет позже о незнакомце, которого встретила на их земле, она дважды вздохнула и погрузилась в сон.
Выйдя на воздух, Джон обнаружил, что упустил несколько волшебных часов. Двор был залит солнечным светом; легкий ветерок шелестел верхушками кедров; пушистые облака плыли в лазурном небе; от птичника доносился мирный клекот. Ощутив благоговение перед всем, что есть живого, Джон посмотрел на птиц, и они ему понравились. Насекомые, жужжавшие в солнечном тепле, были выше всех похвал, включая осу, подлетевшую совсем близко. Когда же подъехала машина и из нее вылез шофер, восторгу не было пределов.
— Доброе утро, Болт, — сердечно сказал Джон.
— Доброе утро, сэр.
— Куда вы так рано ездили?
— Мистер Кармоди послал меня в Вустер, оставить сумку в камере хранения. Если вы идете в дом, сэр, не передадите ли ему квитанцию?
Джон был рад оказать услугу и жалел лишь о том, что она столь ничтожна. Но и то хлеб в такое утро. Он положил квитанцию в карман.
— Как дела, Болт?
— Спасибо, сэр, все в порядке.
— Как жена?
— В порядке, сэр.
— А ребенок?
— И он тоже.
— А собака?
— Спасибо, не жалуется.
— Превосходно! — сказал Джон. — Просто замечательно! Большой им привет.
И, улыбнувшись как можно сердечней, направился к дому. Как бы ни вознесся дух, низшая природа требует завтрака, и Джон, в ту пору практически бестелесный, все-таки помнил, что два яйца и кофе очень недурны. Подходя к дверям, он подумал, что надо бы спросить и о канарейке, но решил, что время ушло. Надеясь, что случай еще представится, он продвигался к столовой, где яйца просто кишат, а кофе льется рекой. Остановился он только для того, чтобы почесать кота за ухом, и открыл дверь.
В столовой никого не было. Видимо, все уже позавтракали. Джон не огорчился при всей его любви к людям. Когда тебе предстоит пикник с единственной девушкой на свете, лучше побыть одному, чем с кем-то разговаривать.
Однако ближние подкрепились уж очень основательно. Где кофе, например? Он позвонил в звонок.
— Доброе утро, Стергис, — приветливо сказал он, когда тот явился. — Вы не могли бы принести
Дворецкий, сухонький и седой, служил тут, сколько Джон себя помнил. Как ни странно, он не менялся, сочетая субтильность, солидность и изысканную вежливость, словно положительный отец в мелодраме.
— Мистер Джон! А я думал, вы в Лондоне.
— Вернулся ночью, и очень этому рад. Как ревматизм, не беспокоит?
— Беспокоит, мистер Джон.
— Быть не может!
— Может, мистер Джон. Почти совсем не спал.
— Какой ужас! Нет, какой ужас! Наверное, от тепла пройдет?
— Надеюсь, мистер Джон.
— И я надеюсь, и я! А где все прочие?
— Мистер Хьюго и мистер Фиш уехали в Лондон.
— Ах, да, я забыл.
— Мистер Моллой и мисс Моллой в саду.
— Поня-ятно. А дядя?
— Он в галерее, мистер Джон. С полицейским.
— С кем?
— С полицейским. Пришел из-за кражи.
— Из-за чего?
— Кражи, мистер Джон. Разве вы не знали?
Да, таков мир. Только впадешь в высокий восторг, а судьба — бамц! — и заедет тяжелым мешком по голове. Джон быстро спустился на землю.
— Господи милостивый!
— Золотые слова, мистер Джон. Если бы вы могли уделить минутку…
Совесть грызла Джона. Он чувствовал то, что чувствует страж, уснувший на посту.
— Пойду, разберусь, — сказал он.
— Спасибо, мистер Джон. Разрешите заметить…
— Позже, Стергис, позже…
Он взбежал по лестнице на галерею. Мистер Кармоди с единственным здешним полицейским рассматривали что-то у окна, и за тот короткий промежуток, когда они его еще не увидели, Джон успел оценить ущерб. Несколько пустых рам зияли перед ним, как слепые окна. Витринка, где хранились миниатюры, была разбита. Самой солонки, подаренной Эмиасу Кармоди королевой-девственницей, и то не было.
— А, черт! — сказал Джон. Хозяин и полицейский обернулись.
— Джон! Я думал, ты в Лондоне.
— Ночью вернулся.
— Вы ничего не слышали и не видели? — осведомился полисмен.
Констебль Моулд был исключительно туп, глаза его напоминали подернутые пленкой лужи, но он старался, как мог, взглянуть на Джона острым взором.
— Нет.
— Почему?
— Меня тут не было.
— А вы сказали, что было.
— Я не подходил к дому. Сразу отправился ко рву.
— Значит, ничего не видели?
— Именно.
Констебль, уже лизавший карандаш и заготовивший блокнотик, неохотно сдался.
— Когда это случилось? — спросил Джон.
— Определить невозможно, — ответил дядя. — По несчастной случайности, дом был практически пуст. Хьюго с этим субъектом уехали после обеда. Мистер Моллой с дочерью поехали в театр, в Бирмингем. У меня болела голова, и я рано лег. После восьми часов вор мог спокойно влезть сюда в любую минуту. По-видимому, на галерею он проник незадолго до полуночи.
— А как?