Я как во сне —На сердце ночь…А если вдругТот голос нежный,Чьи клятвы — ложь,Слыхал и ты,Пернатый друг,Что так прилежноС утра поешьДо темноты,О, для меняНапев дразнящийТы слов ееВновь повтори,На склоне дня,Среди летящихВ небытиеЛучах зари.
(Франсис Вьеле-Гриффен, «Поэмы и стихотворения», перев. А. Эфрон)>
IX
Enone, j’avais cru qu’en aimant ta beaut'eO`u l’^ame avec le corps trouvent leur unit'e,J’allais, m’affermissant et le coeur et l’esprit,Monter jusqu’`a cela, qui jamais ne p'erit,N’ayant 'et'e cr'e'e, qui n’est froidure ou feu,Qui n’est beau quelque part et laid en autre lieu;Et me flattais encore d’une belle harmonie,Que j’eusse compos'e du meilleur et du pire,Ainsi que le chanteur que ch'erit Polymnie,En accordant le grave avec l’aigu, retireUn son bien 'elev'e sur les nerfs de sa lyre.Mais mon courage, h'elas! se p^amant comme mort,M’enseigna que le trait qui m’avait fait amantNe fut pas de cet arc que courbe sans effortLa V'enus qui naquit du m^ale seulement,Mais que j’avais souffert cette V'enus derni`ereQui a le coeur couard, n'e d’une faible m`ere.Et pourtant, ce mauvais garcon, chasseur habile,Qui charge son carquois de sagesse subtile,Qui secoue en riant sa torche, pour un jour,Qui ne pose jamais que sur de tendres fleurs,C’est sur un teint charmant qu’il essuie les pleurs,Et c’est encore un Dieu, Enone, cet Amour.Mais, laisse, les oiseaux du printemps sont partis,Et je vois les rayons du soleil amortis.Enone, ma douleur, harmonieux visage,Superbe humilit'e, doux-honn^ete langage,Hier me remirant dans cet 'etang glac'e,Qui au bout du jardin se couvre de feuillage,Sur ma face je vis que les jours ont pass'e.
(Jean Mor'eas,
«Le P`elerin Passionn'e»)
<IX
Энона, возлюбив в тебе свою мечту,И красоту души, и тела красоту,И сердцем и умом я вознестись хотелК тому, чему в веках не сотворен предел,Чему начала нет, к чему хвала, хулаНе льнут, в чем не найти ни хлада, ни теплаИ что ни свету дня, ни мраку не подвластно.Гармонию меж злом, таящимся в природе,Мечтал я отыскать — и тем, что в ней прекрасно;Не так ли музыкант, что в чаще звуков бродит,В разноголосье их мелодию находит?Но дерзости былой нет ныне и следа:Пронзившая меня Венерина стрелаНе мужеством любви — и в этом вся беда, —Но слабостью ее мне послана была.Я знаю двух Венер — одна из них богиня,Другая же — любви несмелая рабыня.А что же мальчуган, охотник шаловливый,Набивший свой колчан премудростью игривой,Над факелом своим слепящий балагур,Блестящий мотылек, порхающий меж роз,Причина многих зол и осушитель слез?Он тоже грозный бог, Энона, бог — Амур…Довольно! Вешних птиц умолкли голоса,Бледнеет солнца луч и меркнут небеса…Послушай, боль моя, ты олицетвореньеДостойной красоты и гордого смиренья:Вчера я заглянул в тот стынущий вдалиПруд и увидел в нем свое отображеньеСказало мне оно, что дни мои прошли.
(Жан Мореас, «Вдохновенный пилигрим», перев. А. Эфрон)>
XVI
Berceuse d’Ombre
Des formes, des formes, des formesBlanche, bleue, et ros'e, et d’orDescendront du haut des ormesSur l’enfant qui si rendort.Des formes!Des plumes, des plumes, des plumesPour composer un doux nid.Midi sonne: les enclumesCessent; la rumeur finit…Des plumes!Des ros'es, des ros'es, des ros'es!Pour embaumer son sommeilVos p'etales sont morosesPr`es du sourire vermeil.О ros'es!Des ailes, des ailes, des ailesPour bourdonner `a son front.Abeilles et demoiselles,Des rythmes qui berceront.Des ailes!Des branches, des branches, des branchesPour tresser un pavillonPar o`u des clart'es moits franchesDescendront sur l’oisillon.Der branches!Des songes, des songes, des songes,Dans ses pensers entr’ouvertsGlissez un peu de mensongesA voir la vie au travers.Des songes!Des f'ees, des f'ees, des f'eesPour filer leurs 'echeveauxDe mirages, de bouff'eesDans tous ces petits cerveaux,Des f'ees! Des anges, des anges, des angesPour emporter dans l’'etherLes petits enfants 'etrangesQui ne veulent pas resterNon anges…
(Comte Robert de Montesquieu,
«Les Hortensias bleux»)
<XVI
Колыбельная теней
О краски, и краски, и краски,Вся радуга форм и вещейСлетает с дерев, словно в сказке,Дитя, к колыбели твоей.О, краски!О перья, и перья, и перья,Чтоб гнездышко ими устлать…Пусть звуки не ломятся в двери,Дитя собирается спать.О, перья!О розы, и розы, и розы,Чей запах — садов торжество…Ваш пурпур печален, как слезы,В сравненье с улыбкой его.О, розы!О взлеты, и взлеты, и взлетыСтрекоз и мохнатых шмелей —Слагайтесь в дремотные ноты,Чтоб мог он уснуть поскорей!О, взлеты!О ветки, и ветки, и ветки,Сплетайтесь в прозрачный шатер,Который бы доброй наседкойНад птенчиком крылья простер.О, ветки!О грезы, и грезы, и грезы,Пошлите свой сладкий обманРассудку его, чтоб на грозыМирские взирал сквозь туман,Сквозь грезы…О феи, и феи, и феи,Свивайтесь в тончайшей из пряжДля спящего — прихоть, затею,Фантазию, призрак, мираж.О, феи!О крылья, о ангелов крылья!Коль с нами здесь быть не хотят,Коль наши напрасны усилья,Пусть дети от нас улетятНа крыльях!
(Граф Робер де Монтескье, «Голубые гортензии», перев. А. Эфрон)>
Прибавление II
Вот содержание «Кольца Нибелунгов».
В первой части рассказывается о том, что русалки, дочери Рейна, стерегут зачем-то какое-то золото на Рейне и поют: Weia, Waga, Woge du Welle, Walle zur Wiege, Wage zur Wiege, Wage la Weia, Wala la Welle, Weia и т. д. За поющими так русалками гоняется желающий обладать ими карлик Нибелунг. Карлик не может поймать ни одной. Тогда русалки, стерегущие золото, рассказывают карлику то, что им надо бы скрывать, а именно, что, кто откажется от любви, тот может украсть стерегомое ими золото. И карлик отказывается от любви и похищает золото. — Это — первая сцена.
Во второй сцене, в поле, в виду города, лежит бог с богиней, потом просыпаются и радуются на город, который построили им великаны, и разговаривают о том, что за работу великанам надо отдать богиню Фрею. Приходят великаны за платой. Но бог Вотан не хочет отдать Фрею. Великаны сердятся. Боги узнают, что карлик украл золото, и обещаются, отняв это золото, отдать его за работу великанам. Но великаны не верят и ухватывают богиню Фрею в залог.
Третья сцена происходит под землею. Карлик Альберих, укравший золото, бьет за что-то карлика Миме и выхватывает у него шлем, имеющий свойство делать человека невидимым и превращать его в другие существа. Приходят боги, Вотан и другие, бранятся между собою и с карликами, хотят взять золото, но Альберих не дает и, как все всё время делают, делает все, чтобы себя погубить: надевает шлем, превращается в дракона, а потом в жабу. Жабу боги ловят, снимают с нее шлем и уводят с собою Альбериха.
Четвертая сцена состоит в том, что боги приводят к себе Альбериха и велят ему приказать своим карликам принести им все золото. Карлики приносят. Альберих отдает все золото, но оставляет себе волшебное кольцо. Боги отнимают и кольцо. Альберих за это проклинает кольцо и говорит, что оно принесет несчастья всякому, кто будет владеть им. Приходят великаны, приводят богиню Фрею, требуя выкупа. Ставят колья в рост Фреи и засыпают золотом, — это выкуп. Недостает золота, кидают шлем, просят кольцо. Вотан не дает, но является богиня Эрда и велит отдать и кольцо, потому что от него несчастье. Вотан дает. Фрею освобождают, но великаны, получившие кольцо, дерутся, и один убивает другого. Этим кончается Vorspiel [127] , начинается первый день.
127
пролог (нем.).
На сцене помещено в средине дерево. Вбегает Зигмунд усталый и ложится. Входит Зиглинда, хозяйка, жена Гундинга, и дает ему приворотный напиток, и оба влюбляются друг в друга. Приходит мул: Зиглинды, узнает, что Зигмунд из враждебной породы, и завтра хочет с ним драться, но Зиглинда напаивает дурманом своего мужа и приходит к Зигмунду. Зигмунд узнает, что Зиглинда его сестра и что его отец вбил меч в дерево, так что никто не может вынуть его. Зигмунд выхватывает этот меч и совершает блуд с сестрой.
Во втором действии Зигмунд должен драться с Гундингом. Боги рассуждают, кому дать победу. Вотан хочет пожалеть Зигмунда, одобряя его поступок блуда с сестрой, но, под влиянием жены Фрики, велит валкирии Брунгильде убить Зигмунда. Зигмунд идет драться. Зиглинда падает в обморок. Приходит Брунгильда и хочет его уморить; Зигмунд хочет убить и Зиглинду, но Брунгильда не велит, и он сражается с Гундингом. Брунгильда защищает Зигмунда, но Вотан защищает Гундинга, и меч Зигмунда ломается, и Зигмунд убит, Зиглинда бежит.