Том 2. Два брата. Василий Иванович

Станюкович Константин Михайлович

— Войдите!

В каюту вошел Непенин.

«Верно, адмирал требует!» — промелькнула первая мысль у старшего офицера.

Он вопросительно взглянул на Непенина. Тот был бледен и взволнован, и Василий Иванович сразу понял, что с Непениным случилось что-то необычайное.

— Вы не по службе?

— Нет… Я к вам с просьбой… с большой просьбой, Василий Иваныч! — проговорил молодой человек упавшим голосом.

— В чем дело?..

— Спасите меня, Василий Иваныч! Я… я… проиграл… чужие… деньги! — почти шепотом произнес он, с

мольбой в голосе, видимо с трудом выговаривая слова.

— Чужие деньги-с? Проиграли? — испуганно и строго повторил Василий Иванович.

— Да…

И Непенин, растерянный и жалкий, со слезами на глазах, бессвязно рассказал, как на днях адмирал, поручив ему заведовать своим хозяйством, выдал на расходы деньги; как сегодня… час тому назад, он зашел в гостиницу… Там собрались с эскадры офицеры… играли в ландскнехт ^* . Он сел играть… проиграл свои пятьдесят долларов, думал отыграться, и…

— Сколько? — отрывисто спросил Василий Иванович.

— Много… Триста долларов.

Василий Иванович серьезно покачал головой, и, ни слова не говоря, выдвинул ящик шифоньерки, где у него лежали деньги, и, отдавая почти весь свой запас, проговорил:

— Вот вам деньги, Непенин!

Непенин вздохнул свободнее и бросился благодарить Василия Ивановича.

— Не выручи вы меня, Василий Иваныч, я бы не знал, что делать… Узнал бы адмирал… Ужасно!.. Надеюсь, вы никому не скажете, Василий Иваныч?.. Я возвращу вам…

Василий Иванович строго остановил его.

— Ах, Непенин! Не в том беда, что мог узнать адмирал, а то нехорошо-с, что вы совершили поступок, недостойный порядочного моряка… Вот-с что нехорошо-с… Надеюсь, этот урок послужит вам в пользу и вам не придется краснеть перед самим собою…

— Поверьте, Василий Иваныч… Ничего подобного больше не случится! — смущенно говорил молодой человек.

— Дай бог!.. дай бог!.. — в раздумье проговорил Василий Иванович.

И после паузы он промолвил:

— И вот вам, Непенин, еще совет от…

Василий Иванович чуть было не сказал: «от добродушного дурака», вспомнив эпитет, данный ему Непениным. Но он удержался от намека и продолжал:

— От человека, который никому не желает зла, Непенин! Имейте-с правила в жизни!.. Твердые правила, согласные с совестью… Без них можно, пожалуй, иметь успех-с… выиграть по службе, что ли, но нельзя жить в душевном мире с самим собой!.. Это верно! И выдерживать штормы в жизни только тогда легко, когда совесть не за бортом-с! А главное, будьте правдивы и с собой и с людьми… Любите людей бескорыстно, если хотите, чтоб и вас они любили!.. Вы не будьте в претензии, Непенин! Я от чистого сердца говорю, желая вам добра… С умом, да без сердца — плохо жить… Ну, теперь поезжайте с богом!.. Ни душа, конечно, не узнает… Рад, что мог помочь вам! — заключил Василий Иванович, прощаясь с Непениным.

Молодой человек ушел, сдерживая свою радость. Он не надеялся, что Василий Иванович

так просто и легко выручит его из беды, дав ему такую крупную сумму.

А Василий Иванович не спеша разделся и лег.

«Так ли он поступил? Не слишком ли он „жестко“ говорил с Непениным?» — думал Василий Иванович, лежа в постели.

И, решив, что он поступил правильно и что дал советы от чистого сердца, Василий Иванович скоро заснул.

XIV

С тех пор прошло много лет.

«Голубчик» давно продан на слом, и многие из плававших когда-то вместе на нем разбрелись в разные стороны, никогда не встречаясь друг с другом.

Скоро по возвращении «Голубчика» в Россию я оставил службу, уехал в деревню и потерял из виду бывших сослуживцев. О некоторых из них доходили по временам слухи в деревенскую глушь, но о Василии Ивановиче я ничего не слыхал. В газетных известиях, сообщавших имена командиров судов, отправлявшихся в дальнее плавание, фамилия Василия Ивановича ни разу не попадалась, из чего я заключил, что служба не особенно его баловала.

В мае 187* года мне пришлось, наконец, вернуться в Петербург.

Вскоре после приезда шел я, в первом часу, по Невскому, направляясь завтракать в ресторан, как увидал — навстречу идет маленький, низенький, старенький флотский штаб-офицер. Всматриваюсь: знакомое круглое красное лицо с маленькой луковкой среди мясистых щек, но не гладко выбритых, а опушенных седыми бакенбардами. Он шел своей мелкой, торопливой походкой, с развальцем, заложив за спину руки. Сильно-таки постарел Василий Иванович! И куда делся его прежний щеголеватый вид, каким он, бывало, всегда отличался, выходя к подъему флага на мостик! Пальто теперь на нем было потертое, перчатки на руках сомнительной белизны, фуражка старенькая, вроде той, в какой Василий Иванович, бывало, носился по клиперу только во время утренней уборки.

Я окликнул Василия Ивановича, радостно бросаясь к нему. Но он глядел вопросительно, не узнавая меня. Я и забыл, что он знал меня безбородым мичманом, а видел теперь обросшего бородой.

Я назвал себя, и в то же мгновение лицо его озарилось хорошо знакомой доброй, радостной улыбкой. Мы облобызались.

— Вот никак не ожидал вас, батенька, встретить!.. — весело говорил Василий Иванович после первых приветствий и восклицаний.

Я объяснил, что приехал сюда два дня тому назад и собирался непременно быть в Кронштадте, чтобы навестить Василия Ивановича.

— Вот спасибо, спасибо, голубчик, что не забыли! — обрадовался Василий Иванович, видимо тронутый… — Все ж три года вместе плавали!.. Только я не в Кронштадте живу, а здесь.

— Что же вы здесь делаете? — удивился я.

— А вот-с граню тротуары!.. — как-то грустно усмехнулся он. — Да раз в две недели дежурю советником в адмиралтействе… Вот и вся моя служба-с! — прибавил Василий Иванович с горечью в тоне.

— Разве больше не плаваете?