Том 2. Два брата. Василий Иванович

Станюкович Константин Михайлович

И Нина, по-видимому, обращала особенное внимание на Вязникова и заинтересовалась им, но вообще держала себя неровно: то обожжет его одним из тех взглядов, после которых молодой человек вздрагивал и вспыхивал, то, напротив, смотрит с такой нескрываемой насмешкой, что Николаю делалось жутко.

«Что это за женщина?» — часто думал Николай, любуясь ослепительной красавицей и чувствуя, как она дразнит его, именно дразнит, но в то же время как будто и ласкает своим чарующим взглядом… В ней была независимость, смелость, простота, какое-то отвращение к фразе и ходульности… Она не скрывала

своего презрительного отношения к Горлицыну и Присухину, но в то же время вела самую пустую жизнь и как будто даже гордилась тем, что ничего не читает. Из разных намеков, недосказанных слов Николай узнал, что она не особенно была счастлива с мужем, что после его смерти долго жила за границей, веселилась, но затем вела самую тихую жизнь. Все ей надоело, опротивело…

Да и кроме интереса, возбужденного Ниной, Николаю понравился весь склад жизни в доме Смирновых (хотя в этом он ни за что бы не сознался): все там было так хорошо приспособлено и приурочено, все делалось вовремя, без шума, без суеты, никто никого не стеснял, даже лакеи в доме были какие-то степенные и умелые…

До завтрака все сидели по своим комнатам и делали что хотели, собирались к завтраку по звонку, и Николай видел всегда чистые, свежие платья, чистое белье, чистых лакеев. После завтрака опять каждый делал что хотел… Барышни обыкновенно читали, а Надежда Петровна снова запиралась в кабинете; затем обед, прогулки и т. п. Очень удобно жилось при такой обстановке, время было точно распределено и проходило незаметно. Невольно эта жизнь втягивала Николая и нравилась ему после сутолоки меблированных квартир и некоторой барской распущенности жизни дома. Эстетическое чувство никогда не оскорблялось, грязь и суета мещанской жизни не били в глаза.

«По крайней мере умеют люди жить по-европейски».

Во время пребывания Николая в Васильевке Прокофьев обедал только один раз и, по обыкновению, молча просидел весь обед.

После обеда он подошел к Николаю и, пожимая ему руку, заметил:

— Наблюдаете еще здесь?

Николаю послышалась насмешка в тоне Прокофьева. Он вспыхнул весь. Ему вдруг сделалось совестно перед Прокофьевым за то, что он так долго гостит у этих «культурных каналий», и в то же время досадно, что Прокофьев как будто подсмеивается.

— Еще наблюдаю! — отвечал он. — Любопытная семейка! — прибавил Николай, как будто оправдываясь и досадуя, что оправдывается.

— Ничего себе, особенно принцесса. Как насчет амуров? Успеваете, а?

— Вы все изволите шутить! — сухо проговорил Николай.

— Какие шутки? Экий вы «обидчистый», как говаривала моя маленькая сестренка, — добродушно рассмеялся Прокофьев. — Ведь в самом же деле кусок лакомый… вдобавок загадочная натура… Когда же ко мне? Заходите как-нибудь — поближе познакомимся, а теперь до свидания… пора к докладу. Скоро едете?

— Завтра.

— Смотрите, принцесса не пустит! — пошутил опять Прокофьев.

— Работать пора, и так уж довольно бью баклуши… надо за дело.

— По части писания? Насчет курицы в супе?

— Да! — почти резко ответил Вязников, задетый за живое тоном своего нового знакомого.

— Бог вам в помочь!

«Это еще что за сфинкс ^* ?» —

несколько раздраженно повторил Николай, поглядывая вслед Прокофьеву и чувствуя невольное уважение к «сфинксу». Какой-то спокойной силой веяло от этой мощной высокой фигуры; энергией и волей дышало его скуластое, мужественное, выразительное лицо. Непременно хотелось узнать поближе этого человека, так ли много даст он, сколько обещает.

— А мы с вами, Николай Иванович, в сад? Будем болтать? — раздался сбоку веселый голос Нины Сергеевны. — Что это вы как будто не в духе? Или господин Прокофьев нагнал на вас хандру?

— Нисколько. Вы беседовали когда-нибудь с Прокофьевым?.. Не правда ли, мужественная фигура?

— А, право, не обращала внимания! — равнодушно проронила Нина. — О чем он будет со мной говорить?

— Что он здесь делает?

— Да я почем знаю? Управляет на заводе, а что он делает — мне-то какое дело? Знаю только, что молчит, и это уже большая рекомендация. Так надоели все эти умные разговоры. Ужасно надоели. Ну, пойдемте… Или вы, быть может, хотите остаться с барышнями?

— Вовсе не хочу! — рассмеялся Николай.

— И даже вовсе! — засмеялась Нина, вбегая в густую аллею. — Это очень мило с вашей стороны. Если бы сестры услышали, то я бы вас не поздравила.

— И вы шутить охотница, как я посмотрю, Нина Сергеевна.

— Что значит: и вы?.. Кто еще шутит?

— Прокофьев.

— Будто? Разве он умеет шутить?

— Еще как ядовито.

— Вот как!

— Вы бы с ним поближе познакомились. Право, очень интересный человек.

— Довольно мне и вас… И вы интересный!

— Я завтра уезжаю.

— Так скоро? Надоело?

— Не то… Пора и честь знать…

Нина на секунду задумалась, потом внезапно усмехнулась и проговорила:

— Вы решили непременно завтра бежать?

— Не бежать, а ехать. Бежать еще рано.

— И не придется… Куда вы торопитесь?

— Дела…

— Дела? — переспросила она, взглянула на Николая и рассмеялась. — Какие у вас дела?

Николай и сам рассмеялся.

— Останьтесь! — проговорила она вдруг повелительным тоном, улыбаясь в то же время так нежно и ласково, что Николай на мгновение притих и изумленно взглянул на Нину.

— Вы хотите? — прошептал он.

— Хочу.

— Так я останусь на один день.

— А на два?

— Пожалуй, и на два! — улыбнулся Николай.

— А на три?

— Вы… вы тешитесь, Нина Сергеевна… видно, вам в самом деле в деревне очень скучно!

— А то как же!

Николай любовался молодой женщиной с нескрываемым восторгом. Он взглядывал на ее пышную грудь, на ее сверкавшие ослепительной белизной плечи и вздрагивал пробуждающейся страстью молодости.

А Нина Сергеевна шла себе спокойно, точно ничего не замечая, шла вперед, в глубь аллеи, медленно обрывая на ходу сорванную ветку.

— Что же вы молчите, Николай Иванович? Останетесь три дня?

— Три дня — слишком много. Пора к старикам.

— Как хотите. Я вас прошу, потому что (она нарочно сделала паузу)… потому что с вами скучать веселей, право. Не то, что с Алексеем Алексеевичем.