Том 2. Лорд Тилбури и другие
Шрифт:
— Ваш завтрак.
Сделал он это зря, ибо запах колбасок реял над комнатой, словно благовония. Оглядев столик, Бифф признал, что отель не поскупился. Вот — кофе, вот — яичница, вот — упомянутые колбаски, тосты, масло, апельсиновый джем, сахар, соль, горчица, сливки и апельсиновый же сок. И все же чего-то не хватало.
— Почты нет?
— Сэр?
— Я жду телеграмму.
— Пойти спросить у дежурной?
— Да, пожалуйста. Фамилия — Кристофер.
Официант пошел к телефону, спросил, повесил трубку и вернулся с благой вестью:
— Пришла, сэр. Сейчас
Бифф не мог сурово пощелкать языком, он ел колбаску, но взгляд его был горек.
— Что ж они раньше не раскачались? Я тут извелся.
— Вероятно, сэр, вы повесили на дверь табличку: «Не беспокоить».
— Да, — признал справедливый Бифф. — Давно не был в Лондоне, поздно вчера вернулся. Вы здесь живете?
— В пригороде, сэр. Вэлли-Филдз. [48]
— Хорошее место.
— Превосходное, сэр.
— Садик есть?
48
Вэлли-Филдз — под этим названием Вудхауз описывает во многих романах лондонский пригород Далидж, где он учился в школе.
— Да, сэр.
— Замечательно. А я вот три года жил в Париже. Вы там были?
— Нет, сэр. Говорят, интересный город.
— Вообще-то ничего, бульвары всякие, но — все говорят по-французски! Знаете, как бы вас назвали?
— Конечно, нет, сэр.
— Гарсон, а вот они — сосисоны. Пригород, скажем — банльё. До чего же глупо! А в Нью-Йорке были?
— Нет, сэр.
— Вот это жаль. Красота, а не город! Все время что-то случается. Сам не понимаю, зачем я уехал. Работа хорошая, знакомых куча, всюду бывал, в общем — не жизнь, а песня. И уехал! Решил, тут в Европе лучше. Говорят, говорят — Париж, левый там берег! Ну, думаю, самое место писать романы. Вы их писали?
— Нет, сэр.
— Молодец. Сидишь это в кресле, куришь трубку, думаешь — а потом надо и писать. Жуткое дело. Кстати, как у вас возят почту? На телеге? Часа два прошло…
Тут в дверь постучали.
— Entrez! — заорал Биффен. — То есть войдите.
Вошел мальчик с подносиком, получил чаевые и вышел. Бифф нервно разорвал конверт, пробежал послание, вскрикнул и откинулся в кресле. Лакей огорчился. Как бывало обычно, он успел привязаться к Биффу. Племянница (она жила вместе с ним) недавно завела бульдога, и вот вчера он был точно таким же перед тем, как изблевать мороженое.
— Вам нехорошо, сэр?
— Кому это, мне? Скорее, хорошо. В жизни лучше не было.
— А то я испугался, что плохие новости.
Бифф встал и похлопал его по манишке, странно сверкая глазами.
— Друг мой, — начал он, — разрешите вам кое-что сказать. Я парю на розовом облаке над морем блаженства, под звуки арф. Так вот, мой друг… чего там, просто Джордж…
— Я не Джордж, сэр, я — Уильям.
— Так вот, Билл…
— Обычно меня зовут Уилли, сэр. Бифф нахмурился.
— Какой еще «сэр»? По имени, так по имени. Конечно, не Эд, а Бифф. Это я.
— Хорошо,
— Что?!
— Хорошо, Бифф, — с усилием выговорил лакей.
— Ну то-то же! Итак, старый Уилли, меня назвали Эдмондом Биффеном в честь крестного. Но не жалейте меня. Если б не это, вы не болтали бы с миллионером. Да, вы не ослышались. С мил-ли-о-не-ром. Мой крестный, большая шишка, только что отдал концы и все оставил мне.
— Вот это да! — вскричал Уилли. — Все равно что пульку выиграть.
Бифф с ним согласился.
— Точно то же самое. Шансы мои были ничтожно малы. Старый Биффен меня не любил, он — человек суровый. Правда, я его спас, когда он тонул на Лонг-Айленде, но вообще ему не нравилось, что я вечно ввязываюсь в драку. Пойду в бар — и влипну. Штрафы он платил, ничего не скажу, но радоваться — не радовался. Говоришь ему: то-се, молодость — это молодость, а он ни в какую. Вы деретесь в баре?
Уильям Пилбем отвечал, что не дерется.
— А если напиться?
Уильям Пилбем вообще не пил.
— Ну, знаете! — воскликнул Бифф, слышавший, что это бывает, но никогда таких людей не встречавший. — А я вот пью и очень от этого зверею. Потому я и здесь. Заехал ихнему ажану в ухо. Поспорили, знаете… Конечно, не надо было, но он сам нарывался. В общем, убежал — и сюда. Ну, прибыл, послал в Нью-Йорк телеграмму, не оставил ли мне крестный хоть капельку, и вот, прошу! Одно слово, пулька. Я думал, тысяча какая-нибудь. Вы уходите?
Мистер Пилбем признался, что долг зовет его, хотя он гораздо охотней послушал бы про наследство. Бифф понял.
— Много дел? Ладно, идите. Не лягнете меня?
— Сэр?
— Расскажете внукам, как лягнули миллионера. Что ж, не надо — так не надо. Приходите за автографом.
Дверь закрылась, он сел к столу и наслаждался джемом, с которым не сравнился бы шотландский, когда зазвонил телефон.
— Алло! — сказал он. — Я слушаю.
— Это Бифф?
— Да.
— Привет! Это Джерри.
Бифф завопил от радости.
— Ух ты! А я думал, ты в Америке.
— Меня два года как уволили. Из-за одной моей статьи их обвинили в клевете. Они отыгрались.
— Что ты делаешь?
— Издаю газетку. Только не спрашивай, какую.
— Еще чего! Да, а какую?
— «Светские сплетни».
— О, Господи! Это же черт знает что. Девицы, слухи всякие. При чем тут ты?
— Ни при чем. Я ее ненавижу. Но я не для того звоню. Давай увидимся.
— Давай! Тут такое случилось! С ума сойдешь. Мой крестный…
— Потом расскажешь. Ты можешь зайти часов в пять?
— Могу. А куда?
— Хэлси-корт, 3. От тебя — за угол.
— Приду, жди. А почему ты сейчас не хочешь?
— Работать надо.
Бифф содрогнулся; он работы избегал. Содрогнувшись, он повесил трубку и вернулся к джему.
Когда Джерри, входя в квартиру, увидел там Биффа, он собирался поговорить с ним построже; мало того, еще днем, на службе, он выдумал немало фраз, которые вызвали бы краску стыда и на этих закосневших щеках. Но Бифф поднял руку.