Том 2. Лорд Тилбури и другие
Шрифт:
Билл стоял спиной к камину и вдумчиво курил трубку, радуясь тому, что он снова — в надежном затворе своей меблированной квартирки. Радость была и духовной — все же легче, когда ты за несколько миль от дома, который с твоей помощью покинула молодая беглянка, — и плотской, из-за тепла. Как только они покинули сад, погода испортилась, подул резкий восточный ветер, и пришлось продрожать не меньше мили, пока не нашлось такси. Теперь они дома, камин пылает, все хорошо.
Он посмотрел на Флик. Она откинулась в кресле и прикрыла глаза,
Он сопоставил эти высказывания. Первое было явно весомей. Не юридически, конечно, и даже не нравственно, а, скажем так, романтически он отвечает за эту девушку. Боги приключений не дозволяют уводить девушек из дома, да еще ночью, а потом отпускать их на все четыре стороны. Как мы уже знаем, Билл навечно отдал свое сердце Алисе Кокер, чьи фотографии не без суровости смотрели сейчас на него. Но вот — Флик, и он просто обязан оградить ее от бед.
Через некоторое время ему удалось подусмирить первый голос, предположив, что из дома не бегут, если нет хорошего плана. Мало того, заметил он, у тех, кто живет в таких роскошных домах, обычно есть деньги. В общем, она не пропадет. Можно послушать и второй голос.
В нем тоже что-то было. И впрямь, здесь стало гораздо уютней. Конечно, Флик — не Алиса, но в данный момент почему-то это его не мучило. Ну, хорошо, ты отдал Алисе сердце, но только дурак не согласится с тем, что в декоративном, эстетическом смысле она тут очень уместна. С этой комнатой как раз гармонирует нежная, цветочная прелесть, а не та царственная красота, которую робкий человек назвал бы и грозной. Прекрасная Алиса затмевала или, лучше сказать, взрывала любую комнату, да еще при звуках фанфар.
Прежде чем Билл успел проникнуть в самые глубины анализа, Флик коротко вздохнула и выпрямилась. Кроме того, она огляделась.
— Не сразу поняла, где я, — призналась она. — Я спала?
— Вздремнули на минутку.
— Как невежливо!
— Ничего, ничего! Вам лучше?
— Конечно, только я с двух часов не ела.
— Ой, Боже мой!
— Да и тогда… Разве можно набиваться едой, если люди три дня голодают? Кстати, вы говорили, что тут живет ваш приятель. Где же он?
Билл просто ахнул.
— Господи! — воскликнул он. — Я совершенно о нем забыл. Он где-то бегает.
— Когда вы его видели?
— Когда этот Пайк меня стукнул, я сказал, чтобы он посидел в такси. Может, еще сидит?
Это очень дорого. Наверное, счетчик отщелкивает по три пенса?
— Вряд ли. Но вообще-то он, скорее всего, ушел. Бог его знает, где он.
Флик, здоровую девушку с очень здоровым аппетитом, проблема эта занимала все-таки меньше, чем еда.
— У вас нет печеньица? — спросила она. — Или баранины, или сыра, или еще чего-нибудь?
— Ох, простите! — всполошился Билл, припомнив о том, что он хозяин. — Что ж я сам не предложил? Пойду, пошарю в кладовке.
Он убежал, но вскоре вернулся с уставленным подносом, который чуть не уронил, заслышав негромкий плач. Вилки и ножик все-таки упали, и Флик обратила к ним заплаканное лицо.
— Ничего, это я так, — сказала она. Билл поставил поднос на столик.
— В чем дело? — спросил он, как все мужчины, теряясь от женских слез. — Как вам помочь?
Флик отерла слезы и слабо улыбнулась.
— Отрежьте мне ветчины. Ужасно есть хочу!
— Нет, вы скажите…
Флик впилась в ветчину. Видимо, как все женщины, она легко меняла настроение.
— Это кофе? — восхитилась она. — Красота какая! И согревает, — она отхлебнула глоток, — и подбодряет. А плакала я… Ну, расстроилась… и вспомнила дядю Синклера.
— Дядю Синклера?
— Вы его забыли? Он тоже у вас гостил, когда вы меня спасли. Они с тетей Фрэнси еще не были женаты, мы с ним совершенно не расставались, — она как будто поперхнулась и пискнула. — Ой, какой кофе горячий!
— Конечно, я его помню, — сказал Билл. — Господи, прямо, как сейчас! Он мне очень нравился.
— И мне, — признала Флик, — Я его люблю. Они помолчали.
— Еще ветчины? — спросил Билл.
— Спасибо, хватит. Флик смотрела на огонь.
— Очень трудно с ним расстаться, — сказала она. — А что поделаешь?
Билл вдумчиво кивнул.
— Надо было бежать.
Билл кашлянул, прикидывая, как бы поделикатней осведомиться о планах на будущее.
— Вот, вы говорите, бежать, — осторожно начал он. — А куда, об этом вы думали?
— Нет. Куда угодно, только бы уйти.
— Ага, ага…
— Вы хотите спросить, что я собиралась делать?
— Вообще, хотел бы… Флик подумала.
— Сейчас мне кажется, — сказала она, — что тогда я понятия не имела. А теперь… Надо бы им написать. Я приколола записку к подушечке для булавок, что я не хочу выходить за Родерика.
— Правильно, — твердо сказал Билл. — Выходить за него нельзя ни в коем случае.
— Я и не выйду, я твердо решила. А письмо написать надо, что я вернусь, если они от меня отстанут.
— Почему вы вдруг догадались, — спросил Билл, — что вам этого не потянуть?
— Понимаете, мы шли по набережной, к нам подбежал какой-то тип, а Родерик испугался и сбежал, бросив меня одну.
— Господи! — воскликнул Билл, наливая ей еще кофе. — Наверное, это был Джадсон. Пишите это письмо. Согласятся на ваши условия — пусть сообщат в «Дэйли Мэйл». У вас деньги есть?
— Спасибо, есть. Просто куча!
— Тогда сидите и ждите. Я думаю, сдадутся через неделю.
— Не знаю, — усомнилась Флик. — Дядя Джордж и тетя Фрэнси очень упрямые. Дядя — из этих коротышек с бульдожьей челюстью, в жизни никому не уступил. Это он упал в пруд, — с удовольствием прибавила она.