Том 2. Стихотворения. Критика. Публицистика

Карамзин Николай Михайлович

Желая украсить гроб сего любезного поэта собственными его цветами, напомним здесь любителям русского стихотворства лучшие места «Душеньки». Она не есть поэма героическая; мы не можем, следуя правилам Аристотеля, с важностию рассматривать ее басню, нравы, характеры и выражение их; не можем, к счастию, быть в сем случае педантами, которых боятся грации и любимцы их. «Душенька» есть легкая игра воображения, основанная на одних правилах нежного вкуса; а для них нет Аристотеля. В таком сочинении все правильно, что забавно и весело, остроумно выдумано, хорошо сказано. Это, кажется, очень легко – и в самом деле, не трудно, – но только для людей с талантом. Пойдем же, без всякого ученого масштаба, вслед за стихотворцем; и чтобы лучше ценить его дарование, будем сравнивать «Душеньку» с Лафонтеновым творением.

Мы уже говорили о том, что Богданович не рабски подражал образцу своему. Например, в самом начале он весьма забавно описывает доброго царя, отца героини,

Который свету был полезен, Богам

любезен; Достойно награждал, Достойно осуждал; И если находил в подсудных злые души, Таким ослиные приклеивал он уши; Завистникам велел, чтоб счастие других Скучало взорам их И не могли б они покоем наслаждаться; Скупым определил у золота сидеть, На золото глядеть И золотом прельщаться, Но им не насыщаться; Спесивым предписал с людьми не сообщаться, И их потомкам в казнь давалась та же спесь, Какая видима осталась и поднесь.

У Лафонтена нет о том ни слова. И как все приятно сказано! Как перемена стихов у места и счастлива! – Любезное имя, которым Богданович назвал свою героиню, представляет ему счастливую игру мыслей, которой Лафонтен мог бы позавидовать:

Звалась она Душа по толку мудрецов; А после, в повестях старинных знатоков, У русских Душенькой она именовалась, И пишут, что тогда Изыскано не без труда К ее названию приличнейшее слово, Которое еще для слуха было ново. Во славу Душеньке у нас от тех времен Поставлено оно народом в лексиконе Между приятнейших имен, И утвердила то любовь в своем законе.

Это одно гораздо лучше всякого подробного описания Душенькиных прелестей, которого нет ни у Богдановича, ни у Лафонтена: ибо они не хотели говорить слишком обыкновенного. – Жалобы Венеры в русской поэме лучше, нежели во французской сказке, где она также в стихах. Читатели могут судить:

Амур, Амур! Вступись за честь мою и славу; Яви свой суд, яви управу. Ты знаешь Душеньку иль мог о ней слыхать: Простая смертная, ругаяся богами, Не ставит ни во что твою бессмертну мать; Уже и нашими слугами Осмелилась повелевать И в областях моих над мной торжествовать. Могу ли я сносить и видеть равнодушно, Что Душеньке одной везде и все послушно? За ней гоняяся, от нас отходят прочь Поклонники, друзья, Амуры и Зефиры. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Юпитер сам по ней вздыхает день и ночь, И слышно, что берет себе ее в супруги: Гречанку наглую, едва ли царску дочь, Забыв Юнонины и верность и услуги! Какой ты будешь бог, и где твой будет трон, Когда от них другой родится Купидон, Который у тебя отнимет лук и стрелы И нагло покорит подвластны нам пределы? Ты знаешь, как сыны Юпитеровы смелы: По воле ходят в небеса И всякие творят на свете чудеса. И можно ли терпеть, что Душенька собою, Без помощи твоей, во всех вселяет страсть, Какую возжигать один имел ты власть? Она давно уже смеется над тобою И ставит в торжество себе мою напасть. За честь свою, за честь Венеры Яви ты строгости примеры; Соделай Душеньку постылою навек И столь худою, И столь дурною, Чтоб всякий от нее чуждался человек; Иль дай ты ей в мужья, кто б всех сыскался хуже; Чтобы нашла она себе тирана в муже И мучила себя, Жестокого любя; Чтобы ее краса увяла И я покойна стала.

Лафонтенова Венера, сказав, что из Пафоса бежали к Душеньке все игры и смехи, продолжает:

L'un de ces jours je lui vois pour 'epoux Le plus beau, le mieux fait de tout l'humain lignage, Sans le tenir de vos traits ni de vous; Sans vous en rendre aucun hommage. Il na^itra de leur mariage Un autre Cupidon qui d'un de ces regards Fera plus mille fois que vous avec son dards. Prenez y gard; il vous y fait songer. Rendez la malheureuse, et que cette cadette Malgr'e les siens 'epouse un 'etranger, Qui ne sache o`u trouver retraite; Qui soit laid, et qui la maltraite, La fasse consumer en regrets superflus, Tant que ni vous ni moi nous ne la craignions plus [93] .

93

Тот

из мужчин супругом станет ей,

Кто самый доблестный, и сильный, и прекрасный,

Без стрел твоих, без помощи твоей,

Тебе, Амуру, неподвластный.

От их любви живой и страстной

Родится заново всесильный Купидон,

Которым будешь ты, о сын мой, превзойден.

Поберегись же: надо сделать так,

Чтоб несмотря на все родни ее старанья,

Увел ее уродина, чужак,

Чтоб ведать ей одни скитанья,

Побои, брань и нареканья,

Чтоб тщетно плакала и мучилась она,

Униженная, – нам с тобою не страшна.

(В настоящей статье все стихотворные переводы с французского принадлежат Н. Рыковой. – Ред.)

Для чести русского таланта мы не побоялись длинной выписки. Богданович и мыслями и выражениями побеждает опасного совместника. Он гораздо приличнее заставляет сказать Венеру, что сам Юпитер может жениться на Душеньке, а не лучший из смертных красавцев, от которого нельзя было родиться второму Купидону. Стихи: «Ты знаешь, как сыны Юпитеровы смелы» – «И столь худою, и столь дурною» – «И мучила себя, жестокого любя», – живы и прекрасны; Лафонтеновы только изрядны, кроме: «Sans le tenir de vos traits, ni de vous» [94] , где одно сказано два раза для наполнения стиха. – Венерино шествие у Лафонтена эскиз, у Богдановича картина. Первый сказал: «l'un (Тритон) lui tient un miroir fait de cristal de roche» [95] , а второй:

94

Без стрел твоих, без помощи твоей (франц.). – Ред.

95

Тот зеркала хрусталь Венере подставляет (франц.). – Ред.

Несет отломок гор кристальных На место зеркала пред ней. Сей вид приятность объявляет И радость на ее челе. «О, если б вид сей, – он вещает, – Остался вечно в хрустале!» Но тщетно он того желает! Исчезнет сей призрак, как сон; Останется один лишь камень – и проч.

Лафонтен говорит: «Th'etis lui fait ou"ir un concert de Sir`enes» [96] . Богданович:

96

Сиренам – громче петь, – Фетиды приказанье (франц.). – Ред.

Сирены, сладкие певицы, Меж тем поют стихи ей в честь, Мешают с былью небылицы, Ее стараясь превознесть. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Сама Фетида их послала Для малых и больших услуг И только для себя желала, Чтоб дома был ее супруг!

Последняя черта забавна. Фетида рада веселить Венеру, но с тем условием, чтобы влюбчивый бог морей не выезжал к ней навстречу трезубцем своим! – Лафонтен:

Tous les vents attentifs retiennent leur haleines; Le seul Z'ephir est libre, et d'un souffle amoureux Il caresse Venus, se joue `a ses cheveux; Contre ses v^etements par fois il se courrouce. L'onde pour la toucher `a longs flots s'entrepousse Et d'une 'egale ardeur chaque flot `a son tour S'en vient baiser les pieds de la m`ere d'Amour [97] .

Французские стихи хороши, но русские еще игривее и живее:

97

А ветры задержать стараются дыханье.

Один зефир шалит, забывши всякий страх:

Играет только он в Венериных кудрях,

Покров с нее сорвать старается порою.

Волна ревнивая стремится за волною,

Чтоб лаской губ своих, что влажны и чисты,

Коснуться нежных ног богини красоты (франц.). – Ред.

Летят обратно беглецы, Зефиры, древни наглецы. Иной власы ее взвевает; Но вдруг, открыв прелестну грудь, Перестает на время дуть, Власы с досадой опускает И, с ними спутавшись, летит. Гонясь за нею, волны там Толкают в ревности друг друга, Чтоб, вырвавшись скорей из круга, Смиренно пасть к ее ногам.

Так стихотворцы с талантом подражают. Богданович не думал о словах Лафонтеновых, а видел перед собою шествие Венеры и писал картину с натуры.