Том 2. Студенты. Инженеры
Шрифт:
— То есть черт знает как это все тут вышло, — именно только недоставало заболеть ему… Хлеба нет, чаю нет… Заложил его платье…
Ларио развел руками.
— Заложил?!
— Ну, а что ж — с голоду подыхать? И квитанцию положил ему на столике: помрет — ничего не надо, а жив останется — недорого… рубль семь гривен только и дали… Купил три фунта сахару, четверть чаю, колбасы там, хлеба, пять десятков папирос, дал горничной на дорогу к тебе — и все!
Ларио, точно извиняясь перед Карташевым,
— Да-а… — раздумчиво протянул Карташев.
Оба замолчали.
Горничная возвратилась с квитанцией от телеграммы, поставила самовар и подала его.
— Ну, а этот урок за границу, о котором хлопотал для тебя Шацкий? — спросил Карташев.
— Понимаешь, опять сегодня приходил швейцар: просил прийти… ну, а как? Вот я хотел поговорить с тобой… понимаешь, хоть бы на время, только сходить…
— Да, необходимо… надевай мое платье, — я ведь все равно никуда не пойду… Разве вот не спал ты?
— Это ничего… Разве пойти в самом деле?
— Иди, непременно иди… Может, задаток дадут.
— Пожалуй, пойду я… Или уж Ваську подождать? До завтра, все равно уж…
— Нет, нет! сейчас надо… Завтра уж могут другого взять.
Ларио совсем было оделся и опять нерешительно проговорил:
— Неловко, знаешь…
— Что ж, Петя, с голоду же иначе сдохнешь…
Ларио вскипел и с отчаянья только рукой махнул.
— То есть черт знает как не люблю я шляться так, вот к этаким… Была у меня квартирка; как-никак голубя поймаешь, и черт с вами со всеми…
— Лишь бы дело выгорело! — выпроваживал его оставшийся, в свою очередь, в нижнем белье Карташев, — а там опять заведем и голубей и коляску…
Ларио ушел, а Карташев остался с Шацким.
Шацкий чаще вскрикивал, громче говорил что-то и становился беспокойным. Карташев позвал горничную, горничная привела хозяйку, и они втроем стали совещаться, что может быть у Шацкого. Бледная, изнуренная хозяйка, с преждевременно старческим лицом, растерянно смотрела своими добрыми голубыми глазами на Шацкого и говорила осторожно, точно пугаясь собственных слов:
— На рожу похоже… если мелом прикладывать… да сахарной бумаги… — Она вздохнула, сделала страшные глаза и кончила: — А все лучше доктора…
— За доктором я послал… А хуже не будет, если мы начнем прикладывать наши средства?
— Не знаю… не с чего бы… еще красной фланели вот прикладывают…
Карташев, лежавший под одеялом, чтобы прикрыть свою наготу, приподнялся:
— Так давайте будем делать, что можно…
Нашли мел, бумагу, красную фланель. Карташеву пришлось оставить кровать, и он, извинившись за костюм, встал. Хозяйка на его извиненья только махнула рукой: все перевидала она на своем веку, и ей даже не интересно было, как это вышло так, что Карташев тоже очутился
Прошло еще два часа. Обвязанный Шацкий заметался сильнее, все порывался встать, чтобы куда-то идти. Карташев постоянно укладывал его и, наконец, поместившись с ним рядом, осторожно обхватил его и слегка придерживал. Шацкий успокоился и лежал опять неподвижно.
Наступила майская белая ночь. Карташев лежал рядом с Шацким и думал, что хорошо бы, если б зажгли лампу; думал, куда мог деваться Ларио; думал, не умер ли уж Шацкий, как вдруг раздался резкий звонок, и громкий чужой голос спросил:
— Здесь больной студент?
«Слава богу! — подумал Карташев, вставая и зажигая лампу, — хоть вечером приехал: подумает, что я уже разделся».
Вошел молодой брюнет с черными густыми волосами, более длинными, чем обыкновенно носят; бросил свое пальто и шляпу; вытянул манжеты и, широко разведя руками, точно его что-то давило, обратился к смущенно поднявшемуся к нему навстречу Карташеву:
— Вы больной?
— Нет, вот на кровати больной…
— А-га…
Шацкий вдруг заметался и громко закричал:
— Капитанишка!
Карташев не удержался от улыбки.
— Это кого он? — мимоходом бросил ему доктор, снимая бумагу и фланель с Шацкого.
— Тут один был…
— Вы тоже студент?
— Да… то есть я был на юридическом, но срезался…
— Вы бы в доктора…
— У меня не лежит душа: вечно с больной стороной людей возиться…
— Да, это конечно… Кто ж это надоумил вас опутать всей этой дрянью больного?
Карташев рассказал.
— А что, не надо было?
— Да ничего… Дайте-ка сюда лампу…
Доктор молча осмотрел лицо и голову Шацкого, поставил термометр, выслушав пульс, сердце, и, глядя на часы, сидел и ждал, придерживая руку Шацкого.
— Рожа, — наконец категорически заявил он.
— Это опасно, доктор?
— Н-да… у вас нет царапин? Надо немного… беречься… заразительно.
Карташев стал осматривать себя: нашлась царапина на руке, какая-то ссадина на лбу. Он показал и с тревогой посмотрел на доктора. Доктор сделал гримасу.
— Я вам дам на всякий случай дезинфекционное средство… Хотя все-таки, как врач, я должен предупредить вас… что не гарантирую вам полную безопасность. — Он посмотрел на смутившегося Карташева и спросил пренебрежительно: — А вы боитесь счерти?
— Н-нет… особенно если без мучений, я согласен, хоть сейчас…
— Без мучений…
Доктор вынул термометр из-под мышки Шацкого, сморщился и пошел к столу.
— У больного средства есть?
— Д-да, — ответил с некоторым усилием Карташев.