Том 2. Въезд в Париж

Шмелев Иван Сергеевич

Она счастлива, понимая его восторг. Она отделяет ему пучочек. Краснея и волнуясь, Федя прикалывает ей бабочку и розовую обезьянку.

– Ну, какая же она миленькая, пре-лесть!.. – восторженно шепчет Нина и даже целует обезьянку.

– Будем ходить?.. – почему-то робея, говорит Федя, не веря счастью. – Так там ужасно весело!.. Только крепче держаться за руки, а то разобьют…

Радостная дрожь в нем. Нина как будто выше! Новые башмачки, и без калош!

– Ни-на, вы же ноги промочите!.. ужасная грязь и лужи! – с ужасом шепчет он, оглядывая смущенно бурые

свои калоши.

– Могу, по камушкам, пустяки!.. Купила обувь… – показывает она носочек, уже запачканный, – и не могла подобрать калош, такая маленькая нога!..

Он готов опуститься перед ней в лужу с плавающими вербочками и рваным «тещиным языком» и взять осторожно в руки эту восхитительную ножку!

Они крепко берутся за руки и сливаются с гулким морем.

– Мыши заводные, мы-ши, мы-ши! Мы-ши самые заводные, живые мыши!.. Мыши живые-заводные!..

– Самотреща-щие барабаны!., трещащие барабаны!.. Барышня, подержите… самотреща-щие барабаны!..

– А вот длисированные лигушки! Ко-му продам, самые длисированные лигушечки1.. Барышня, глядите, – сама елозит!..

– Веч-ное стеклянное перо! Самопищее перо, вечное!..

– Спички с мышью, тайная коробка для знакомых! Желаете, парижский секрет?.. Потише, отойдемте, выскакивает воспрещенная цензура!..

– Господин гимназист, желаете… полнографию приобрести, редкое издание?.. – сыплется воровато-оасистый шепот. – Полное собрание сочинений господина Баркова, любимого поэта Пушкина, «Горе от ума»?.. Редкий случай, пол-ное собрание сочинений…

– Барышня, купите про любовь: «Любовь за гробом, или драматический роман в трех частях», двугривенный! «Черная галка», веселый народный праздник, пять копеек!..

– Китайский физический секрет, магическая фотография, химическим нагревом открывает сужет! Верьте, господин, Богу, безо всякого обману, монаху в секретном помещении, штука двадцать копеек! Химическим нагревом раскрывается сужет, увлекающий научный опыт!..

– Сса-мые знаменитые садисты любви, маркиз Сад! Самые зна…

– Которые сады садят…

– Пожалуйста, проходите без любопытства! Сса-мые знаменитые…

– Всемирные анекдоты про Суворова, шута Балакирева, Наполеона, Лександру Макелонского, баснописца Крылова и проч..! Гер-рои-куртизаны, фавориты и всемирные анекдоты про Суворова, шута…

– Натурально японские розовые мыши, шесть гривен пара. Может разводиться в цветном горшке на пидистале, украшение гостиной! Розовые мыши, редкий сорт, может разводиться ручным способом…

– Моментальная електрическая вакса «Молния», без на-тиру!..

– Камень-стеклорез, точит-режет-полирует-сверлит за-место драгоценного алмаза: незаменимое средство для путешествия за полтинник! Гордость русского ума! магический камень-саморез заместо драгоценного алмаза за полтинник…

– …в селе Боры, Гороховетского уезда, неисповедимым Божьим гневом… с градом попалило до основания… Петра и Павла…

– Веч-ная свеча, горит несгораемо без хлопот! Вечная…

– Последний чиж По-следний чиж! Ку-пите чижа-секлетаря!

Рука с рукой, Нина и Федя идут в весеннем очаровании,

в гик-свист, в немолчном треске сыпучей, бойкой, смешливой народной речи. Струится по их глазам, смеется и уплывает, как эти шары по ветру. Все им смешно и ново. Ловят глаза друг друга и говорят глазами: какое счастье! Шумливый ветер срывает фуражку с Феди, сбивает на Нине шляпку, – и это радость! Качаетшесты в гирляндах, бешено вертит «мельнички», кокает пасхальные яички на подвесках. Какая россыпь! Сахарные, синелевые, сусальные, с херувимчиками – «хотьковские», шоколадные, плюшевые, картонные, фарфоровые, хрустальные, глиняные, живые…

– Вкладывающие яйца, дюжина в одной! Лекарь красоты, кустарей Троицкого Посаду, заграничные медали! Пунцовые вкладывающие!..

– Вечная водяная панорама, тайны океана! В ночном освещении ефект! Ве-чная панорама океана-чуда, наглядное показание!..

Любуются стеклянными шарами на подставке, с травками и одинокой стеклянной рыбкой в голубоватом «море». Роются в пестрой россыпи токарья, совсем уже им ненужного, – в кубариках, рюмочках, грибочках; покупают расцветающие в воде японские цветочки, покупают сбитого монпансье, розовато-стеклянными комами рассыпанного по прилавкам с кучами липких фиников, шепталы, мушталы, кишмиша, фисташек, рахат-лукума, халвы и заливных орешков, – всякого сладкого товара, в котором коряво роются волосатые пальцы высокого желтолицего перса в бараньей камилавке.

– Барышни, сладки товар… – блудливо мурлычет перс. Они гуляют и сладко облизывают губы.

– Ах… что за прелесть! – радостно восклицает Нина.

Голубочки из алебастра! Они удивительно воздушны, нежны… как сливочное мороженое! лапки у них как из коралла. Носиками целуются, нежные, снеговые голубки!..

– Парочка восемь гривен. Чего-с? Это обнаковенно серые, верно-с, за полтинник. А эти… винициянские, первые образцы скульптур! В городе три целковых отдадите!

Час тому назад самые эти стоили полтинник! Но как же торговаться?.. При Нине неудобно.

– Это же бе-зумно дорого! – шептала Нина. – Зачем вам?..

– Но это же шедевр… произведение искусства!.. – шепчет смущенно Федя и видит с грустью, что остается всего полтинник.

Он бережно берет голубков, отходит и говорит, волнуясь:

– Ниночка, это… на память о нашей… встрече…

– Что за глу-пости… Федя!.. – с радостной укоризной пробует протестовать Нина, грызя орешек и быстро облизывая губки. – Конечно, они красивы, но… как вам не стыдно!..

– Можно поставить на этажерочку… будет напоминать о нашей Вербе!..

– Ну… мерси!.. – не поднимая от голубков лица, – какие у них ресницы!.. – И на щеках ее появляется румянец. – Впрочем… это нас ни к чему не обязывает, надеюсь?

– Ммм… я, вообще… – спохватываясь и ежась, не находит ответа Федя, и сердце ему сжимает. – Правда, они очень… стильные?..

– То есть в каком смысле?!

– А ввот, с животрепешими-то!..

– Мальчик, мальчик!..

Нина выбирает на щите самую уморительную обезьянку, с перышками-букетцем в лапке, и дает храбро гривенник вместо четвертака.