Том 21. Избранные дневники 1847-1894
Шрифт:
За ужином был простодушно весел. Работа с Ванюшкой подвигается. Я меньше конфужусь. 1-я глава, стихи, написана, но я не составил о ней никакого мнения — скорее дурна, чем хороша; ежели я в нерешительности. 1/2 1 ложусь с намерением встать завтра со светом.
4 апреля. Меня разбудил в 8-м часу Хилковский, скоро подошли и другие. Ветер был так силен, что мы принуждены были вернуться с Хилковским. Брат поехал с Султановым в Шелковую. Он страстный охотник; но не молодец-охотник, и имеет пристрастие к наружным признакам и словам охотничьим, и злоупотребляет ими.
Я трусил сначала, когда ехал домой, — стыдно. Обедал дома; читал и проспал два часа; потом еще читал и пошел ходить по станице с дурными
От чего возбуждается и падает энергия? От рода ли занятий, или людей, которых я вижу; или от физических причин? Не знаю; а это интересно и полезно бы было знать.
Нужно перевести некоторых собак. Завтра распоряжусь. Павлычу не буду отдавать.
За ужином встретил Баумгартена и Вержбицкого. Не очень конфузился, но впал в другую крайность — много говорил. Глупо, что присутствие самого ничтожного человека заставляет меня переменяться; главное, замечать за собой эту перемену и стараться, чтобы ее не было — но не могу иначе. Должно быть, это пройдет само собой и должно принести мне пользу. Ложусь без 10 минут 12.
5 апреля. Встал в 10-м часу, читал до обеда. Писал очень мало, поехал на охоту и в баню. Читал, ходил ужинать. Алексеев до того глуп, что я больше к нему ни ногой. Скучно, беспрестанно remettre `a sa place [13] . С дураком ничего не сделаешь. Лучше, кроме служебных, никаких отношений с ним не иметь. […] Получил от Татьяны Александровны письмо и 100 рублей. Напряженной деятельностью и энергией могу я только выкупить эту эскападу. Ложусь спать 1/4 12. Завтра встаю с светом и кончаю 1-й день и пересматриваю его.
13
ставить на свое место (фр.).
6 апреля. Встал в 6 часов и был этим очень доволен. Писал до обеда. Обедал дома. Еще писал, но не тщательно; потому что клонил сон. Чтобы разгуляться, в 5 часов поехал верхом, вернулся в 7-м и дописал 1-й день; хотя не тщательно; но слог, кажется, чист, и прибавления не дурны.
У меня Япишка, послушаю его, поужинаю и лягу спать. Всем днем доволен. Без 5 минут 11.
7-е апреля. 11 часов ночи. Хотя просыпался в 7-м часу, я не мог преодолеть лени и встал только в 9. Перечел и сделал окончательные поправки в первом дне*. Я решительно убежден, что он никуда не годится. Слог слишком небрежен и слишком мало мыслей, чтобы можно было простить пустоту содержания. Однако я решился докончить корректуры всей первой части и завтра примусь за второй день. Пошлю ли я, или нет это сочинение? Я не решил. Мнение Николеньки решит это дело. Я об нем очень беспокоюсь, и мне на душе как-то тяжело и жутко. Очень хочется мне начать коротенькую Кавказскую повесть;* но я не позволяю себе этого сделать — не окончив начатого труда.
Обедал дома. Читал прекрасные статьи Бюффона о домашних животных*. Его чрезвычайная подробность и полнота в изложении нисколько не тяжела. В 6 часов ездил верхом и глупо рассердился на собак. Читал «Старый дом», о поездках на Алеутские острова*. Довольно интересно, хотя дурно написано.
8 апреля. Встал в 7-м часу и читал «Старый дом». День был так хорош, что я поехал в поле; и ездил до 12 часов. Обедал, принялся писать, но был не в духе; поэтому, написав две страницы, бросил. До вечера читал. Очень беспокоился за брата; наконец, он приехал
Утром получил грубую и глупую записку Алексеева об учении. Он окончательно решился доказать мне, что он имеет возможность мне надоедать. Утром перевел одну главу Стерна.
Увижусь завтра с Алексеевым и переговорю об учении. Меня очень подмывает ехать на море; но не на чем и не кончено начатое дело.
10 апреля. Встал в 8-м часу. Поленился — учился; потом принялся за роман; но, написав две страницы, остановился; потому что мне пришла мысль, что второй день не может быть хорош без интересу и что весь роман похож на драму. Не жалею, отброшу завтра все лишнее. […]
14 апреля. [Кизляр. ] Проснулся в 7 часов, поехал охотиться, ничего не затравил, в 12 часов приехал в Кизляр. […] Читал Стерна*. Восхитительно. […] Читал «Histoire d'Angleterre»*, и не без удовольствия. Я начинаю любить историю и понимать ее пользу. Это в 24 года; вот что значит дурное воспитание! Боюсь, что это будет ненадолго. Ложусь спать, 9 часов.
16 апреля. Встал в 9. Читал «Вечного жида»*, Ермака* и предание о Петре Великом*. Есть какое-то особенное удовольствие читать глупые книги; но удовольствие апатическое. […]
17 апреля. Встал поздно — читал до обеда и после обеда до 2 часов разные глупости. Писал новую главу «Ивины»;* но вышло дурно. […]
19 апреля. Встал в 9, читал какую-то глупость, немного писал, ходил стрелять ворон, обедал, опять читал (больше для процесса чтения). Написал большое письмо Митеньке в ответ на его, которое получил нынче. Писал немного. Зуб болит. Здоровье не хорошо, не дурно.
Есть особенный разряд скучных людей, которые вечно находятся в страхе, чтобы в их отношении не забылись. Человек, который всегда говорит правду, не может быть болтуном. Получая письмо от человека, которого любишь, меньше желаешь знать: что случилось, чем то, как смотрит этот человек на то, что случилось. Я вспомнил эпизоды Эсташевского сада и жалею, что не поместил их в повести.
[21 апреля, Орешинка. ] 21 апреля. Собрался ехать рано; но не мог выехать прежде 11. Притом же задержал Перепелицын. Зазвал к себе, чтобы показать свое щегольство, и поехал со мною, чтобы приобрести сверх своих хороших приятелей еще приятеля графа. Дмитрий пропал, Перепелицын обеспокоился, и мы разъехались, чему я очень рад. Ничего не затравил. Ежели завтра будет то же, то уничтожу борзых. Убил зайца и, кажется, начинаю любить ружейную охоту. Писал; но писанье мне кажется плохо.
Не знаю, хорошо ли я сделал для здоровья, что поехал, но для удовольствия очень хорошо. Целый день я был на воздухе и в движенье. Весна и время проходит; а болезни никогда не пройдут. Будь у меня деньги, купил бы здесь именье, и уверен, что сумел бы — не так, как в России, — хозяйничать выгодно. Орешинка.
22 апреля. Шандраковская пристань. Встал очень рано, и ежели ничего не затравил, то наслаждался прелестным утром. Собаки и скачут и нет; поэтому не знаю, на что решиться. В Большой Орешевке говорил с умным мужиком. Они довольны своим житьем, но недовольны армянским владычеством*. После обеда и отдыха ходил стрелять и думал о рабстве. На свободе подумаю хорошенько выйдет ли брошюрка из моих мыслей об этом предмете. […]