Том 3(2). Историческое подготовление Октября. От Октября до Бреста
Шрифт:
Наибольшую решительность проявили красногвардейцы. Они требовали оружия, боевых припасов, руководства. Но в военном аппарате все было расстроено, разлажено, отчасти — от запустения, отчасти — злонамеренно. Офицеры отстранились, многие бежали, винтовки были в одном месте, патроны — в другом. Еще хуже обстояло дело с артиллерией. Орудия, лафеты, снаряды — все это находилось в разных местах, и все это приходилось разыскивать ощупью. У полков не оказалось в наличности ни саперных инструментов, ни полевых телефонов. Революционный штаб, который пытался наладить все это сверху, наталкивался на непреодолимые препятствия, прежде всего в виде саботажа военно-технического персонала.
Тогда мы решили обратиться непосредственно к рабочим массам. Мы изложили им, что завоевания революции находятся в величайшей опасности и что от них, от их энергии, инициативы и самоотвержения зависит спасти и укрепить режим рабочей и крестьянской власти. Это обращение почти сейчас же увенчалось огромным практическим успехом. Тысячи рабочих
Когда на позициях появились десятки орудий, настроение наших солдат сразу изменилось; под защитой артиллерии они готовы были дать отпор натиску казаков. В первых линиях стояли матросы и красногвардейцы. Несколько офицеров, политически чуждых нам, но честно связанных со своими полками, сопровождали своих солдат на позиции и руководили их действиями против казаков Краснова.
Крушение авантюры Керенского
Тем временем телеграммы разносили по всей стране и за границей весть о том, что «авантюра» большевиков ликвидирована, Керенский вступил в Петроград и восстановляет железной рукой порядок. С другой стороны, в самом Петрограде буржуазная печать, ободренная близостью войск Керенского, писала о полном разложении в среде петроградского гарнизона, о неудержимом наступлении казаков, снабженных большим количеством артиллерии, и предрекала гибель Смольного. Главное наше затруднение состояло, как уже сказано, в отсутствии налаженного технического аппарата и людей, способных руководить военными действиями. Даже те офицеры, которые добросовестно сопровождали своих солдат на позиции, отказывались от поста главнокомандующего.
После продолжительных поисков мы остановились на следующей комбинации. Гарнизонное совещание избрало комиссию из пяти лиц, которой был поручен верховный контроль над всеми операциями против контрреволюционных войск, двигавшихся на Петроград. Эта комиссия вошла затем в соглашение с полковником генерального штаба Муравьевым, который находился в оппозиции во время режима Керенского и теперь, по собственной инициативе, предложил свои услуги Советскому Правительству.
С Муравьевым мы выезжали холодной ночью 30 октября в автомобиле на позиции. По дороге тянулись обозы с провиантом, фуражом, боевыми припасами, артиллерией. Все это сделали рабочие разных заводов. Заставы из красногвардейцев несколько раз на пути останавливали наш автомобиль и проверяли пропускное свидетельство. С первых дней Октябрьской Революции все автомобили в городе были реквизированы и без свидетельства из Смольного ни один автомобиль не мог двигаться по улицам города или в окрестностях столицы. Бдительность красногвардейцев была выше всякой похвалы. Они выстаивали вокруг небольших костров часами с винтовками в руках, и вид этих молодых вооруженных рабочих у костров на снегу был лучшим символом пролетарской революции.
На позиции было установлено много орудий, не было недостатка в снарядах. Решающее столкновение разыгралось в этот именно день между Красным и Царским Селами. После жестокого артиллерийского боя казаки, которые подвигались вперед до тех пор, пока не встречали препятствий, поспешно отступили. Их обманывали все время, рассказывая им о жестокостях и зверствах большевиков, которые де хотят продать Россию германскому кайзеру. Их убедили, что чуть ли не весь гарнизон в Петрограде с нетерпением дожидается их, как избавителей. Первое серьезное сопротивление совершенно расстроило их ряды и обрекло на крушение все предприятие Керенского. Отступление казаков Краснова дало нам возможность взять в свои руки радиостанцию Царского Села. Мы сейчас же дали радио о победе над войсками Керенского. [18]
18
Приводим здесь текст радиотелеграммы:
Село Пулково. Штаб. 2 часа 10 мин. пополуночи.
Ночь с 30 на 31 октября войдет в историю. Попытка Керенского двинуть контрреволюционные войска на столицу Революции получила решающий отпор. Керенский отступает, мы наступаем. Солдаты, матросы и рабочие Петрограда показали, что умеют и хотят с оружием в руках утвердить и волю и власть рабочей демократии. Буржуазия стремилась изолировать армию революции, Керенский пытался сломить ее силой казачества. И то, и другое потерпело жалкое крушение.
Великая идея господства рабочей и крестьянской демократии сплотила ряды армии и закалила ее волю. Вся страна отныне убедится, что Советская власть — не преходящее явление, а несокрушимый факт господства рабочих, солдат и крестьян. Отпор Керенскому есть отпор помещикам, буржуазии, корниловцам. Отпор Керенскому есть утверждение права народа на мирную свободную жизнь, землю, хлеб и власть. Пулковский отряд
Революционная Россия и Советская власть вправе гордится своим Пулковским отрядом, действующим под командой полковника Вальдена. Вечная память павшим! Слава борцам революции, солдатам и верным народу офицерам!
Да здравствует революционная, народная, социалистическая Россия!
Именем Совета Народных Комиссаров Л. Троцкий.
31 октября 1917 г.
Наши заграничные друзья сообщили нам впоследствии, что германская радиотелеграфная станция, по приказу свыше, не приняла этой радиотелеграммы.
Первая реакция германских властей на октябрьские события выразилась, таким образом, в страхе, как бы эти события не вызвали брожения в самой Германии. В Австро-Венгрии приняли часть нашей телеграммы, и, насколько нам известно, она стала источником осведомления всей остальной Европы о том, что злосчастная попытка Керенского вернуть себе власть закончилась жалким крушением.
Среди казаков Краснова шло брожение. Они стали посылать своих лазутчиков в Петроград и даже своих официальных делегатов в Смольный. Там они имели возможность убедиться, что в столице царит полный порядок, поддерживаемый гарнизоном, который единодушно стоит за Советскую власть. Разложение в среде казаков приняло тем более острый характер, что им ясна стала вся нелепость затеи взять Петроград при помощи тысячи с небольшим кавалеристов, — обещанные им подкрепления с фронта совершенно не поступали.
Отряд Краснова отступил на Гатчину, и когда мы на другой день выехали туда, красновский штаб был уже, в сущности, в плену у самих казаков. Наш Гатчинский гарнизон занимал все важнейшие позиции. Казаки же, хотя и не были разоружены, но по состоянию своему были совершенно неспособны на дальнейшее сопротивление. Они хотели только одного: чтобы их как можно скорее отпустили на Дон или, по крайней мере, на фронт.
Гатчинский дворец представлял собою любопытное зрелище. У всех входов стоял усиленный караул. У ворот — артиллерия, броневики. В дворцовых помещениях, украшенных ценной живописью, разместились матросы, солдаты, красногвардейцы. На столах из дорогого дерева лежали части солдатской одежды, трубки, коробки из-под сардин. В одной из комнат помещался штаб генерала Краснова. На полу лежали матрацы, шапки, шинели. Сопровождавший нас представитель Военно-Революционного Комитета вошел в помещение штаба, со стуком опустил винтовку прикладом вниз и, опершись на нее, заявил: "Генерал Краснов, вы и ваш штаб арестованы Советской властью". У обеих дверей немедленно же разместились вооруженные красногвардейцы. Керенского не было: он снова бежал, как раньше из Зимнего дворца. Об обстоятельствах этого побега генерал Краснов рассказал в письменном показании, которое он дал 1 ноября. Мы приводим здесь целиком этот любопытный документ.
"1917 года, 1 дня ноября месяца, 19 часов.
Около 15 часов сегодня меня потребовал к себе Верховный Главнокомандующий (Керенский). Он был очень взволнован и нервен.
— Генерал, — сказал он, — вы меня предали… Тут ваши казаки определенно говорят, что они меня арестуют и выдадут матросам…
— Да, — отвечал я, — разговоры об этом идут, и я знаю, что сочувствия к вам нигде нет.
— Но и офицеры говорят то же.
— Да, офицеры особенно недовольны вами.
— Что же мне делать? Приходится покончить с собой.
— Если вы честный человек, вы поедете сейчас в Петроград с белым флагом и явитесь в Революционный Комитет, где переговорите, как глава правительства.
— Да, я это сделаю, генерал.
— Я дам вам охрану и попрошу, чтобы с вами поехал матрос.
— Нет, только не матрос. Вы знаете, что здесь Дыбенко?
— Я не знаю, кто такой Дыбенко.
— Это мой враг.
— Ну, что же делать. Раз ведете большую игру, то надо и ответ дать.
— Да, только я уеду ночью.
— Зачем? Это будет бегство. Поезжайте спокойно и открыто, чтобы все видели, что вы не бежите.
— Да, хорошо. Только дайте мне конвой надежный.
— Хорошо.
Я пошел, вызвал казака 10 Донского казачьего полка Русскова и приказал назначить 8 казаков для окарауливания Верховного Главнокомандующего.
Через полчаса пришли казаки и сказали, что Керенского нет, что он бежал. Я поднял тревогу и приказал его отыскать; полагаю, что он не мог бежать из Гатчины и скрывается где-либо здесь же.
Командующий III корпусом генерал-майор Краснов".
Так закончилось это предприятие.
Наши противники тем не менее не сдавались и не соглашались признать, что вопрос о власти решен. Они продолжали возлагать свои надежды на фронт. Целый ряд лидеров бывших советских партий — Чернов, Церетели, Авксентьев, Гоц и другие — направлялись на фронт, вели там переговоры со старыми армейскими комитетами, собирались в Ставке у Духонина, подбивали его на сопротивление и, по газетным сообщениям, пытались даже в Ставке организовать новое министерство. Из всего этого ничего не вышло… Старые армейские комитеты потеряли всякое значение, и на фронте происходила интенсивная работа по созыву конференций и съездов, имевших своей задачей переизбрание всех фронтовых организаций. На этих перевыборах Советская власть побеждала всюду.