Том 3. Грабители морей. Парии человечества. Питкернское преступление (с илл.)
Шрифт:
Доктор, немедленно вызванный к больной, объявил, что у нее острое воспаление легких, вызванное стаканом холодного молока, который она выпила после бешеной скачки.
Спустя три дня Эдвин-Холл погрузился в траур, и убитые несчастьем Крисчен и Блай проводили дорогие их сердцу останки до последнего жилища.
Все было забыто, и Крисчен с Блаем поклялись в вечной дружбе над дорогой могилой. Прошло уже десять лет после смерти Эллен, и друзья еще ни разу не нарушили своей клятвы. Блай уже успел жениться и давно был лейтенантом, когда его назначили командиром судна «Баунти» и обещали после успешного плавания произвести в капитаны. Что же касается Крисчена, оставшегося верным памяти Эллен, то он был только что произведен в лейтенанты и выбран Блаем себе в помощники.
Со времени трагического случая в Эдвин-Холле друзья не теряли друг друга из виду и по мере сил оказывали один другому разные услуги. Однажды случилось, что отец Крисчена, занявшись коммерческой деятельностью, разорился, ему грозило полное банкротство. Тогда Блай, помня свою клятву в верной дружбе, отдал все, что имел, отцу Крисчена и тем спас его от нищеты. Этот благородный поступок еще больше увеличил преданность и привязанность Крисчена к Блаю, и он, не колеблясь, согласился на предложение своего друга.
Несмотря на такую трогательную дружбу, для всякого, кто знал хорошо характеры обоих офицеров, не было тайной, что при первом же столкновении все узы, связывавшие их дружбу, сразу оборвутся. И если до сих пор ничто не омрачало их дружбу, то только потому, что никто из них не мог приказывать другому, но теперь, во время предстоящего плавания, образ Эллен рано или поздно должен был встать между ними. Сами они, конечно, были далеки от подобных предположений и не ожидали страшной развязки.
Таковы были характеры и прошлое этих людей, которых судьба как будто нарочно соединила для продолжительного плавания на одном судне.
II
КАК ИЗВЕСТНО, ДИСЦИПЛИНА НА АНГЛИЙСКИХ военных судах страшно строга, но Уильям Блай не довольствовался безусловным исполнением его приказаний и увеличил свою строгость до таких размеров, что вскоре заслужил всеобщую ненависть как со стороны всех офицеров, так и матросов, обременяемых непосильными работами.
До поры до времени Блай сдерживал себя в отношении своего друга и щадил его самолюбие, в то время как Крисчен, отличавшийся любовью к делу, справедливостью и открытым характером, всячески старался смягчить впечатление от строгости начальника и вскоре заслужил всеобщую любовь и преданность.
От Блая не могло это укрыться, и вскоре он почувствовал зависть к своему другу, скрыть которую не сумел.
Между тем путешествие уже близилось к концу. «Баунти» успешно обогнул мыс Доброй Надежды и теперь приближался к Новой Гвинее, проделав уже три четверти пути. Пока все шло хорошо. Блай, несмотря на свой пылкий темперамент, был настолько благороден, что не делал замечаний Крисчену, но допустил роковую ошибку, которая и привела к катастрофе.
Крисчен, как старший офицер судна, должен был председательствовать за офицерским столом, но Блай, который хотел оказать внимание своему другу и быть менее одиноким, предложил Крисчену обедать с ним.
Казалось, этим двоим мало было находиться на одном судне, и они словно нарочно старались увеличить тяготы совместного путешествия. Оба офицера, можно сказать, лишь каким-то чудом благополучно достигли Полинезии.
Оставалось только две недели пути до любимого моряками всех наций острова Таити, откуда нужно было, согласно приказанию английского Адмиралтейства, забрать коллекцию местных деревьев и растений и переправить их в вест-индские колонии с целью акклиматизации.
Однажды, садясь за стол, Блай сделал служебное замечание своему помощнику.
— Мне кажется, дорогой Флетчер, что вы слишком мягки с подчиненными и что дисциплина у нас с каждым днем падает, а раз началось, то трудно предвидеть, чем все это может кончиться.
— Весьма сожалею, Уильям, но я не могу согласиться с вами: я не заметил ничего, что могло бы подтвердить ваши слова.
— С некоторых пор я замечаю, что наши люди стали одеваться в какие-то фантастические костюмы; можно подумать, что находишься на испанском судне.
— Простите меня, но я вас, право, не понимаю.
— Извольте. Еще сегодня утром я видел нескольких матросов в соломенных шляпах.
— И только? — смеясь, проговорил Крисчен.
— Так вам этого мало?
— Но вы сами должны понять, мой друг, что было бы слишком жестоко заставлять этих бедняг носить под экватором суконные шапки.
— Тогда я должен напомнить вам правило: шапка или непокрытая голова.
— Я знаю, что по правилам в костюме матроса не полагается соломенной шляпы, но на самом деле этот головной убор настолько терпим во флоте, что матросы всегда запасаются одной или двумя шляпами, когда идут в плавание в тропические широты.
— И все это делается против правил, — с упрямством повторил Блай.
— Можете быть спокойны, этот вопрос рассматривается в Адмиралтействе, и командирам судов предоставлено в данном случае поступать, как им угодно.
— Потому-то я и высказываю вам свой взгляд.
— Должен вам повторить еще раз, что я не согласен с ним.
— Все равно вам придется это сделать, — отвечал Блай уже с некоторым раздражением.
— Так вы говорите серьезно?
— Меня удивляет, что вы еще могли сомневаться.
— Значит, это официальный приказ?
— Да.
— Хорошо, но в таком случае потрудитесь отдать мне ваше распоряжение сегодня вечером или завтра утром в письменном виде.
— Я не привык повторять замечания…
— Это было бы понятно только в том случае…
— Что вы говорите?
— Я сейчас не на службе, а за обедом.
— В таком случае я должен вам заметить, сударь, — возразил Блай, который был в этот день особенно не в духе и незаметно для самого себя пришел в сильное раздражение, — что помощник капитана всегда на службе и капитан судна может делать ему замечания когда угодно.