Том 3. Лорд Аффенхем и другие
Шрифт:
— А то! На свидетельское место в суде. Так вот, сижу я, значит, и слышу: этот лорд говорит матери, что он притворился. А на самом деле, никакой ты не Джимми Крокер, он в жизни тебя не видал. Еще, говорит, ты мошенник, за тобой надо следить. Тут я и догадался, что к чему. А что, ловко ты это, в дом втерся! Хвалю.
Джимми не отвечал, обдумывая лихой контрудар Джека-Джентльмена. Невольно он восхитился простотой стратегии, тут была какая-то артистичность, достойная уважения.
— Слушай-ка, — продолжал Огден, — давай обсудим с тобой это дельце. Понимаешь, меня дважды крали, и все — им, ворам. Обнаглели, сил нету. Фиг
Джимми подрастерялся. Видимо, он толком не проник в особенности этого характера. Чем ближе он знакомился с Огденом, тем больше ему нравился ее план. Все верно, только владелец собачьей клиники способен совладать с этим примечательным юнцом.
— Н-да, век коммерции.
— А то! Я человек деловой. Слушай-ка, а ты в одиночку работаешь или с Баком Маджинисом и его парнями?
— Н-нет… Маджиниса я не знаю.
— Он меня первый упер. Крутой парень. А вот потом — Фишер. Значит, ты с Сэмом?
— Нет.
— Так я и думал. Вроде он женился и отошел отдел. Жалко все-таки, что ты не от Бака. Бак мне нравился. Когда я жил у него, он здорово меня развлекал. Когда меня от него забрали, газетенка одна интервью у меня взяла. Притопала такая тетя, наваляла статейку «Даже у похитителей под грубой кожей бьется нежное сердце». У меня в альбоме наклеено. Прям сейчас, нежное сердце! Нет, Бак — парень что надо. В кости с ним сражались, жвачку меня научил жевать. До смерти охота, чтобы он меня снова похитил. Ладно, от себя работаешь — мне без разницы. Половину отстегнешь, и привет.
— Занимательный ты юноша!
— Полегче, полегче! Сколько и так терплю, без наглостей твоих. Ну, как? Говорим конкретно. Согласен или нет? Решай.
— Решить легко. Обещаю тебе половину от того, что мне перепадет.
Огден с вожделением глянул на письменный стол.
— Расписочку бы, конечно. Ладно, в суде все равно не пройдет. Доверимся тебе на слово.
— Как говорится, воровская честность.
— Полегче! Кто тут воры? Обычная сделка. Я — ценный товар, черта с два даром уступлю! И как это я раньше не додумался? Ладно. Договорились. Теперь дело за тобой. План придумывай сам!
И, выдравшись из кресла, Огден удалился из библиотеки. Спустившись с галереи, Энн нашла Джимми в раздумье. На стук ее каблучков он поднял глаза.
— Что ж, это облегчает дело, — заметил он. — Решает проблему способа и средств.
— Это ужасно! Это губит все! Вам нельзя оставаться в доме! Сейчас же уезжайте. Вас разоблачат, арестуют!
— Это соображение побочное. Главное — провернуть дельце. А тогда уж будем думать, как быть со мной.
— Неужели вы не видите, какой это риск?
— Мне все равно. Я хочу вам помочь.
— А я не позволяю.
— Придется позволить.
— Что вы подумаете обо мне, если я разрешу пойти на такую опасность…
— Мои мысли не переменятся. Мнение уже сложилось, ничто его не поколеблет. Я вам еще на пароходе пытался сказать, да вы не дали. По-моему, вы — самая совершенная, самая чудесная девушка в мире. Я полюбил вас с первого взгляда
Энн, отойдя к дверям, смотрела на него широко раскрытыми глазами. С другими молодыми людьми — а их было предостаточно с самого первого ее появления в обществе — с другими, когда они так говорили, она держалась холодно и высокомерно, немножко их, возможно, и жалея, но не сомневаясь в собственных чувствах и в способности устоять перед их мольбами. Но сейчас сердце ее неслось скачками. Мало того — она побаивалась, что хладнокровная, сдержанная Энн Честер вот-вот окажется в очень глупом положении. Совершенно внезапно, без всякого предупреждения, она поняла, что в Джимми есть качество, которое находит в ней отклик. Что-то такое, бунтарское. В общем, они с ним — одного сорта. Мужчины редко ей нравились; она не могла определить — отчего, но ни один из тех, с кем она играла в гольф, ездила верхом, плавала на яхте, не вызывал отклика в ее душе. С тех пор как она узнала власть самоанализа, она поняла, что виновата некая ее изначальная черточка. Она не могла бы сказать какие качества ей требуются, но не сомневалась, что узнает их сразу. И сейчас она их узнала, безрассудство, бесшабашность, жизнерадостность — все было под стать ее озорному своеволию.
— Энн! — окликнул Джимми.
— Слишком поздно.
Она не собиралась отвечать так. Она хотела сказать, что это невозможно, об этом не может быть и речи. Но сердце вырвалось из-под контроля, подхлестываемое иронией событий. Теперь она знала, почему ее так тянуло к этому человеку. Они созданы друг для друга. Она загубила свое счастье.
— Я, — проговорила она — обещала выйти замуж за лорда Уизбича.
— Замуж! За Уизбича! — Джимми оцепенел, словно его ударили.
— Да.
— Но… когда?
— Только что. Всего несколько минут назад, когда везла его в отель, предложение он мне сделал еще до нашего отъезда в Англию, и я обещала дать ответ, когда вернусь. Но дни катились и катились. Меня что-то удерживало. А сейчас он начал уговаривать снова, нелепо было опять тянуть. Я и согласилась…
— Вы же не любите его! Не может быть… Энн открыто встретила его взгляд.
— Со мной будто что-то случилось в те несколько минут. Я не могла думать ясно. Недавно для меня замужество не играло большой роли. Лорд мне, в общем, нравился, симпатичный, спокойный. Я чувствовала, мы хорошо поладим и будем счастливы не хуже других. Брак наш будет счастливым, насколько вообще бывают счастливыми браки в наши дни. Вот так оно все и получилось.
— Вы не можете выйти за него замуж! Это бред какой-то!
— Я обещала.
— Так нарушьте обещание!
— Не могу.
— Нарушьте!
— Нет. Человек должен играть до конца.
— Но не в данном случае… — Джимми подыскивал слова. — Вы не должны… Это ужасно… именно в этом случае… — Он осекся, разглядев ловушку, в которую попал. Он не может разоблачить мошенника, не разоблачив себя. И это не все. Предубежденность против Джимми Крокера уходила корнями в дурацкую обиду, но с годами разрослась, и кто может знать, насколько сильна теперь!