Том 3
Шрифт:
«Мы всегда успеем собрать наши войска, привести в порядок расстроенные ряды и снова вернуться в землю франков, чтобы окончательно разгромить и покорить нечестивых». И — увы! — наши войска двинулись обратно.
— Это было неразумное, недостойное нашего народа решение!
— Прошли годы, целых пять столетий, — продолжал Дуда, — арабские шейхи враждовали между собой, и среди них не было нового Абд ар-Рахмана, чтобы всех объединить под своей могучей рукой, под великим зеленым знаменем и снова сокрушительными волнами бушующего моря обрушиться на цветущие равнины неверных…
—
Дуда развел руками:
— Я много расспрашивал всех, кого мог: старых имамов, мудрейших ученых в медресе, бродячих певцов и знающих древние сказания дервишей… Все говорили разное, но никто ничего точно не сказал. Ведь когда сидишь на ступеньках мечети, воздвигнутой благодаря твоим заботам, — да будет твое имя во веки прославлено! — то мимо проходит много разных людей со всех восьми сторон света, и не раз услышишь дивное…
— Вот теперь ты мне и расскажи дивное.
— Однажды ко мне пришел путник с сумрачным лицом, глаза у него горели затаенной мыслью. Меня поразило, что он заказал мне вырезать на золотом перстне надпись… — Дуда замолк.
— Какую надпись? Говори скорее! — воскликнул халиф глухим, дрожащим от скрытого гнева голосом.
— Он приказал написать: «Абд ар-Рахман-Франкобоец — надежда верующих»…
— И ты сделал такую надпись?
— Что мне заказывают, то я и делаю.
— Какой он был с виду? Встречал ли ты его потом? Здесь ли он, в Багдаде, или уехал в иные страны?
— Я его видел несколько раз. Жизнь моя длинная, — чего только не увидишь! В последний раз я увидел, как этот человек, уже сильно поседевший, входил в мечеть. С ним рядом шел жизнерадостный юноша, держа в руках священные книги. Я запомнил этого юношу. Он стал усердно посещать медресе. Раз как-то я его окликнул. Он подошел и сел рядом. Я угостил его свежими финиками. Мы разговорились и стали друзьями. Он даже заходил ко мне на дом и у меня ночевал. Мне понравился этот веселый, ласковый со всеми юноша, его почтение к старшим, его живой ум, любовь к старинным песням. Больше всего он увлекался не духовными книгами, а древними сказаниями и повестями о великих завоеваниях арабов.
— Где этот юноша? Я посажу около того места, где ты работаешь, особого опытного человека, который его выследит.
— Позволь дать тебе мой скромный совет. Я знаю, где он живет теперь. Окончив с похвалой и почетом медресе, он поставил свою старую палатку в кочевом племени бен-абаядов. Там он живет вместе с прабабушкой, которая ему готовит пищу и поет старинные песни. Он самый смелый из всех юношей этого кочевья. Он завернул в ковер и спрятал книги, а зарабатывает себе на пропитание укрощением и обучением своенравных лошадей и охотой на диких зверей. Иногда, приезжая в Багдад, заходит он ко мне и привозит то сыр, то финики и виноград. У меня же он ночует и слушает мои рассказы про старину. Если он узнает, что ты желаешь его видеть, то будет счастлив стереть своим лбом пыль перед твоим блистательным троном.
Халиф подумал и сказал:
— Если он действительно ученый, как ты говоришь, и душа его стремится к доблести, то я сделаю его… — тут халиф запнулся
Несколько дней спустя Дуда Праведный явился во дворец к халифу с юношей, о котором рассказывал. Халиф принял обоих в зале, где среди цветов взлетали тонкие серебряные струйки нескольких фонтанов, распространяя прохладу.
Юноша был строен и красив. Держался скромно, но с достоинством.
На нем была обычная полосатая одежда кочевников, за поясом старинный кинжал дамасской работы.
Халиф усадил юношу перед собой на ковре, смотрел на него милостивым взглядом, но иногда в его прищуренных глазах Дуда замечал зловещие, недобрые огоньки. Халиф расспрашивал юношу о конях и о прабабушке — какого она рода, и об охоте на львов.
Абд ар-Рахман обо всем говорил просто и очень искренне:
— Я верю, что будет война и что мне удастся обнажить меч для защиты знамени пророка. Я бы хотел уехать в дальние страны, особенно на заход солнца, в Испанию, чтобы узнать, сохранились ли там смелые потомки наших великих завоевателей.
— Теперь нужно ехать совсем не в Испанию, а на восток и север. Там назревают великие события и готовятся невиданные еще войны, — заметил Дуда.
— Почему ты так думаешь? — спросил халиф и приказал подать душистого ширазского вина. Угощая Дуду и юношу, он внимательно выслушивал их ответы.
Дуда, почтительно поглаживая бороду, сказал:
— Люди, одетые путниками из далекой страны, говорили, что в низовьях великой реки Итиль [69] расположилась боевая ставка неведомого могучего племени неверных татар, иначе называемых мунгалами.
69
Итиль — Волга.
— Это очень важно. Мне нужно туда отправить своего посла и верных лазутчиков.
— Если ты пошлешь Абд ар-Рахмана к татарскому хану, а я буду его сопровождать в качестве писца и лекаря, то уверен, что он сумеет вскоре заслужить там благосклонность грозного татарского владыки, а я, кроме того, сделаюсь у хана придворным лекарем. Тогда бы мы присылали твоему святейшему через надежных людей донесения обо всем, что замышляет повелитель диких северных орд, насколько он могуч, как возможно одолеть его.
— Я подумаю над этим, а пока ты пройдешь в мой странноприимный дом для почетных путников. Там будут кормить и беречь Абд ар-Рахмана как дорогого гостя. Ему предоставят все, что он пожелает. И ты будешь вместе с ним. А великий визирь снабдит вас всем необходимым для дороги.
Дуда низко склонился перед халифом:
— Да сохранит тебя Всевышний и даст тебе славу, достойную тебя и твоих великих предков!
Когда Дуда с Абд ар-Рахманом удалились, великий визирь сказал:
— Над этим юношей на небосклоне удачи поднимается его светлая звезда. Очень хорошо, что ты отсылаешь его к хану мунгалов, но еще лучше будет, если могучий Бату-хан увезет и его с собой на край света, а оттуда они оба уже не вернутся, отправившись к своим предкам.