Том 3
Шрифт:
Теперь, в темноте, он чувствует под ногами твердую землю. Ноги спотыкаются о кочки с кустами жесткой, режущей травы, но он ее ощущает как нового друга.
— Хасан! Где Хасан? — крикнул он в темноту, призывая матроса, обещавшего отнести его вещи до караван-сарая.
— Хасан здесь! — ответил из мрака голос матроса. — Постой, ага. Я должен еще вытащить из лодки вещи и держать их в руках, чтобы здешние злодеи не растащили их в темноте. Я нашел одного бездельника, который согласился помочь мне нести тяжелый тюк, но я должен на шею ему набросить петлю, чтобы он не сбежал.
Абд ар-Рахман стоял, выжидая. Глаза
Куда идти? Холодный ветер сурово дул в лицо, засыпал легкой пылью. Впереди, где-то далеко, мигали огоньки. Черные тени проходили мимо. Нужно быть осторожным — всюду дикие люди, готовые убить и ограбить. Как жутко и неудобно идти одному, без верного Адсума — Дуды, уведенного монгольской стражей… И Абд ар-Рахмана охватило уныние.
Не переждать ли на берегу, возле молчаливой реки, пока начнет светать, — и тогда приступить к розыскам гостеприимных земляков, арабских купцов?.. Они дадут приют, безопасный шатер, расторопных слуг и развернут на коврах расшитую цветными шелками скатерть с великолепными разнообразными яствами в честь его, посланника священного халифа.
Маленькая, точно детская, рука коснулась мускулистой, крепкой руки Абд ар-Рахмана, и нежный, певучий голос вкрадчиво прозвучал на неведомом языке. Потом тот же голос сказал по-арабски:
— Достойный путник! Если ты ищешь теплого крова в эту холодную ночь, иди за мной. Тебе, неведомому гостю, опасно проходить ночью через это становище суровых воинов различных племен. А совсем близко тебя ждет радостный приют. Там тебе уже приготовлены дружеская встреча, чистый мягкий ковер, шелковые подушки, горячий ужин и желанный после дороги отдых. Доверься мне!
Матрос проворчал:
— Кто ты? Мы тебя не знаем, дочь мрака и греха!
— Послушайся меня, путник! Я хочу тебе блага: не оставайся на берегу! А переночевать тебе будет стоить совсем недорого — три серебряных дирхема.
— Хасан, пойдем за нею! Все равно надо же куда-нибудь идти! Я решил довериться случаю.
— Я повинуюсь, ага! Да сохранит тебя Аллах от девяноста девяти несчастий!
Маленькая рука настойчиво увлекала Абд ар-Рахмана вперед, в неизвестное.
— Я иду за тобой! Я дам тебе пять серебряных дирхемов в награду, если все окажется правдой. Ты приведешь за собой твое счастье.
— А ты в придачу еще получишь блаженство… — ответил бархатный вкрадчивый голос.
Они шли через бугры, между кустами. Красные огоньки то пропадали, то светились снова. Приходилось подниматься по склону холма. Дорога казалась длинной, бесконечной.
Впереди выросли черные шатры, знакомые арабские шатры из шерстяных темных тканей. Сквозь продранные отверстия мерцали отблески красных огней.
— Мы пришли! — сказала маленькая спутница и откинула полог.
В шатре посередине тлели угли небольшого костра. На нем грелся бронзовый кумган [82] .
82
Кумган —
Черные выцветшие, задымленные ткани крыши поддерживались деревянными шестами. Привешенный на одном шесте глиняный светильник тускло озарял внутренность шатра.
Абд ар-Рахман сбросил на пестрый бархатный ковер свои дорожные сумы, колчан и пояс с кривым мечом в серебряных ножнах. Он опустился на ковер и, подняв руки к лицу, прошептал молитву.
Молодой матрос и «бездельник» в изодранной одежде с бегающими глазами сбросили свою ношу при входе и, вытирая рукавом пот с лица, остановились в ожидании платы.
— Нужно прибавить, ой, какой тяжелый вьюк! — простонал «бездельник». — Можно думать, что гость привез в этих мешках гвозди, а может быть, и золото. Да принесет тебе Аллах удачу и удвоит тяжесть вьюка!
Абд ар-Рахман посмотрел внимательно на «бездельника»: длинный крючковатый нос, круглая шапочка, полуседая всклокоченная борода.
— Как тебя зовут? — Абд ар-Рахман бросил каждому по нескольку монет.
— Как меня зовут? — «Бездельник» пожал плечами и нагнулся, подбирая деньги. — Зовут меня теперь Самуил Со-Вздохом. А когда-то я был Самуил бен-Абрам, имел в Иерушалайме свой дом с апельсиновой рощей и торговлю редкими товарами. И сам я имел сотню таких же слуг Со-Вздохами, каким теперь я стал сам. Всему виной франки-крестоносцы. Им не сидится спокойно в родной земле. И они решили тревожить мирных жителей Иерушалайма и освобождать «гроб Господень». От чего освобождать? Гроб — это гроб, и, думаю, ему не нужно никакого освобождения. А бедные люди страдают и гибнут. Сперва меня захватили в плен франки, и один барон сделал меня своим поваром. Только варить и жарить было нечего, и я же должен был находить, а чаще воровать, моему господину баранину и финики… А потом я попал в плен к арабам, и они меня продали так далеко, что я оказался здесь, на берегу Итиля…
— Сколько же тебе еще прибавить, почтенный Самуил бен-Абрам?
— Сколько? Для меня чем больше, тем лучше! — И Самуил Со-Вздохом развел руками.
— Я не знаю, какие тут ходят деньги и сколько за что платят.
— Здесь деньги ходят всякие, лишь бы это было настоящее звонкое серебро и золото… Ох, золото! Давно мне не попадался в руки золотой динар! А когда-то у меня был свой особый приказчик, чтобы менять золото на серебро и серебро на золото. Знаете, что я вам скажу?
— Что скажешь, Самуил бен-Абрам?
— Если у вас есть горсть золота, то здесь в несколько дней вы можете обратить эту горсть в три горсти золота. Тут много богатств, награбленных… ой, что я сказал! — не награбленных, а привезенных храбрыми воинами Бату-хана из других стран, которые они здорово пообчистили. Эти воины не знают цены того, что у них в руках. Сейчас самое мудрое: скупать по дешевке все, что они привезли, и перепродавать по более дорогой цене. Где же делать хорошую торговлю, как не здесь?.. Вы увидите завтра, что тут начинает вырастать большой город, замечательный город, где много людей, где все хотят есть, а пить еще более. Ой, бедный Самуил бен-Абрам! О, если бы у тебя была свобода, а не медное кольцо в ухе и тавро хозяина, выжженное раскаленным железом на правом бедре, ты бы стал первым купцом в этой молодой монгольской столице!