Том 4. Перед историческим рубежом. Политическая хроника
Шрифт:
Если это так, то как же обстоит дело с революцией? Она этим нисколько не отрицается и не объявляется невозможной. Ведь революция не есть простая совокупность механических средств. Революция может возникнуть только из обострения классовой борьбы, и только в социальных функциях пролетариата может она найти гарантию своей победы. Политическая массовая стачка, вооруженное восстание, завоевание государственной власти, — все это определяется степенью развития производства, соотношением классов, общественным весом пролетариата и, наконец, социальным составом армии, ибо вооруженная сила есть тот фактор, который решает во время революции судьбу государственной власти.
Социал-демократия достаточно реалистична, чтобы не пытаться уклониться от революции, вырастающей из исторических отношений; наоборот, она идет ей навстречу с открытыми глазами. Но — в противоположность анархистам и в прямой
Прежде чем он возводится на степень метода политической борьбы, терроризм проявляется в форме единичных актов мести. Так было в России, классической стране терроризма. Порка политических узников побудила Веру Засулич* дать исход чувству всеобщего возмущения в покушении на генерала Трепова. Пример нашел подражание в кругах революционной интеллигенции, за которой не стояли массы. То, что было сперва делом нерассуждающего чувства мести, развилось в целую систему в 1879–1881 г.г. Анархические покушения в Западной Европе и Америке вспыхивают всегда после каких-нибудь правительственных зверств, — после расстрела бастующих или после казней. Ищущее выхода чувство мести есть всегда важнейший психологический источник терроризма.
Нет надобности распространяться о том, что социал-демократия не имеет ничего общего с теми состоящими на содержании моралистами, которые по поводу всякого террористического покушения торжественно декламируют об "абсолютной ценности" человеческой жизни. Это они же в других случаях, во имя других абсолютных ценностей, напр., чести нации или престижа монархии, готовы толкнуть миллионы людей в ад войны. Сегодня их национальным героем является министр, приказывающий стрелять в безоружных рабочих — во имя священнейшего права собственности; а завтра, когда рука отчаявшегося безработного сожмется в кулак или возьмется за оружие, они будут заниматься пустословием о недопустимости всякого насилия.
Что бы там ни говорили евнухи и фарисеи морали, чувство мести имеет свои права. Рабочему классу делает величайшую нравственную честь то, что он не в состоянии с тупым равнодушием смотреть на то, что творится в этом лучшем из миров. Не гасить неудовлетворенное чувство мести пролетариата, а, наоборот, снова и снова возбуждать его, углублять его и направлять на действительные причины всякой несправедливости и человеческой низости — такова задача социал-демократии.
Если мы восстаем против террористических актов, то лишь потому, что индивидуальная месть нас не удовлетворяет. Слишком велик счет, по которому мы должны расплатиться с капиталистическим порядком, чтобы предъявлять его чиновнику, называющемуся министром. Во всех преступлениях против человека, во всяком заушении человеческого тела и человеческого духа учиться видеть уродливые проявления социального строя, чтобы всю силу направить на коллективную борьбу с этим строем, — вот тот путь, на котором пламенная жажда мести может найти свое высшее нравственное удовлетворение.
"Der Kampf"*, ноябрь 1911 г.
6. Против национального гнета
Национальная борьба и единство пролетариата
Дрянная беспомощность третьей Думы в полном своем объеме раскрылась только теперь, когда Дума ходом своих работ уперлась в большие вопросы.
Крестьянское землеустройство, — но да здравствует дворянин-землевладелец! Равенство пред судом, — но да здравствует помещик-мировой судья!
Личность неприкосновенна — но при условии расширения корпуса жандармов, — и еще: если в паспорте «личности» нет отметки об ее еврейском происхождении. В национальном вопросе Дума более, чем во всяком другом, выступает наследницей самодержавия эпохи разложения.
В этой огромной, коварством и насильем спаянной стране, где бок-о-бок живут свыше ста народностей, которые развивающийся капитализм захватывает в свой водоворот, царская власть в борьбе за самосохранение сделала все, что в ее силах, чтобы запутать, осложнить, раздробить и ослабить демократическую, революционную, классовую борьбу масс национальной травлей. На Кавказе правительство натравливало темных и фанатичных татар против революционного пролетариата и оппозиционного армянского мещанства. В Прибалтийском крае оно в течение долгого времени восстановляло латышских крестьян против казавшихся ему ненадежными
Но поднимать массы всегда опасно для властвующих. Рабочая зубатовщина растворилась в могучем стачечном движении. Крестьянская борьба разрослась в аграрное восстание, а латышское крестьянство было в нем одним из самых боевых отрядов. Финляндские рабочие целиком встали в ряды социал-демократии. Зато, с другой стороны, вчерашние враги самодержавия стали его друзьями. В то время как коренное дворянство сплачивалось в контрреволюционные организации, остзейские бароны совместно с военными экспедициями расстреливали и вешали латышских крестьян, а польские националисты избивали революционеров-рабочих. Народовцы, партия "независимой Польши", ко времени третьей Думы поддержали лозунг "Великой России". В то время как темные персидско-татарские массы на Кавказе, прежняя армия армянских погромов, пробуждаются к сознательной жизни, армянская буржуазия вместе со всей интеллигенцией переходит в лагерь порядка. Представители еврейской буржуазии на своем ноябрьском съезде в Гродно* провозглашают необходимость отречения от широких политических «идеалов» во имя повседневной "практической работы". Наконец, финляндская буржуазия в настоящий роковой для Финляндии час проявляет готовность пойти на всякие уступки царизму, как надежной защите против финляндского пролетариата.
Такова колоссальная работа революции, — она вырвала погрязавшие в духовном рабстве миллионные рабочие массы из политической тьмы, подняла их над их местными, профессиональными и национальными взглядами и предрассудками, дала им почувствовать и проявить таящиеся в них революционные силы — и тем самым заставила разноплеменные группы буржуазии и землевладельцев, вчера еще оппозиционные, либеральные, радикальные, сепаратистские, революционные, сблизиться на одном вожделении — крепкой центральной государственной власти.
Но в тот период, когда буржуазия всех наций России выбрасывает в сорный ящик широкие требования национальной автономии или национальной независимости и любой ценой согласна оплатить покровительство царизма, этот последний снова вносит национальный раскол в ее среду. Удовлетворить потребности буржуазного развития посредством глубоких реформ он не может, да и сама буржуазия боится этого пуще огня, — и ему остается только раскалывать ее, выделяя из нее привилегированную часть, покровительствуя ей за счет остальных и опираясь на нее. Россия для русских! Вот лозунг внутренней политики контрреволюции. Оберегать скудный внутренний рынок по возможности для «национального» великороссийского капитала, держать еврейскую буржуазию в путах всевозможных ограничений, обходить польский капитал при распределении казенных заказов, держать чиновничьи, судейские и офицерские места открытыми только для сыновей русского дворянства и великороссийской буржуазии — значит тем теснее привязывать эту последнюю к столыпинскому государственному порядку. Россия для русских! Этой идеей теперь одинаково живут и октябристы, и недавно сплотившаяся национальная партия, и погромно-поповско-полицейские союзы крайних правых. Поэтому так жалко и беспомощно звучали в Думе речи кадета Родичева, который требовал равноправия для евреев — во имя равноценности всех людей и в интересах перевоспитания квартальных надзирателей. Эти призывы тем бессильнее, что сама кадетская партия, которая декламирует о равноценности людей и собирает голоса еврейской буржуазии, в то же время ведет националистическую проповедь славянофильства, а правым своим крылом, в лице Струве и присных, открыто скатывается к антисемитизму.
Национализм и шовинизм — во внешней политике, как и во внутренней! Этим живет и дышит сейчас вся правящая и имущая Россия — от собственной его величества "ответственной оппозиции" до собственных его величества безответственных погромщиков.
Какой же вывод отсюда следует?
Буржуазия господствующей нации не хочет национального равноправия. Буржуазия угнетенных наций не смеет бороться за равноправие. Национальный вопрос, как вопрос создания свободных условий жизни и развития для всех народов, населяющих Россию, всей своей тяжестью ложится на пролетариат. На вас, рабочие России!