Том 4. Пожиратели огня (с илл.)
Шрифт:
— Так ты рассчитывай на меня; заходи завтра поутру; я тебе схлопочу место!..
Люс вышел и с порога лавки еще раз взглянул на человека, прохаживавшегося по улице.
— Это, несомненно, Фролер! Но что он делает здесь? Я это непременно узнаю…
С этими словами он прошел на улицу Фридланд и, сев там на скамеечку, продолжал наблюдать за всем, происходящим на улице Тильзит, совершенно пустынной и безлюдной в это время.
Спустя несколько минут Фролер вошел к винному торговцу и, выдавая себя за собрата, тоже торгующего напитками, попытался втянуть торговца в разговор. Но последний, предупрежденный заранее, упорно отказывался от всякой доверительной беседы. Видя, что намерение его не удается, Фролер вышел из лавки как бы под впечатлением новой мелькнувшей у него мысли и направился на улицу Фридланд, к той самой скамейке, где сидел Люс, делая вид, что он задремал.
Подойдя к нему, Фролер вдруг неожиданно выпалил:
— Нехорошо, патрон, бегать по следу бедняка-ищейки…
Люс разом вскочил на ноги.
— Тихо! Как ты меня узнал?
— Мне ли не узнать моего старого начальника и учителя?! Ведь я целых четыре года работал у вас! Мог ли я вас забыть?! Да и то сказать: я не столько узнал вас, сколько действовал просто наугад… Я видел в окошко, что вы не пили, а только подпаивали виноторговца, и сразу заподозрил в этом что-то неладное, а так как я знаю в лицо всю нашу бригаду, то подумал, что это могли быть только вы, и рискнул наугад. Как видите, хитрость моя удалась.
— Только потому, что я давно уже узнал тебя и мне пришло на ум, что ты можешь пригодиться мне. Кто прислал тебя сюда?
— Никто! Ведь я все еще в городской полиции… Проклятая служба: ни радости, ни свободы, ни наград…
— Так что же ты здесь делаешь?
— Я работаю на свой собственный страх и риск!
— Ты выслеживаешь Коррассона?
— Именно!
— Зачем?
— О, это целая история…
— Расскажи ее правдиво: это может принести тебе целое состояние!
— Состояние?!
— Да, сто тысяч франков!
— Сто тысяч франков?!
— Да, и ты их получишь через три дня, а двадцать восемь тысяч задатка — сейчас же, если хочешь!
— Говорите, что надо делать… Я готов идти в огонь и воду, чтобы заработать такие деньги!
— Надо работать для меня, — сказал Люс, — но прежде всего расскажи мне твою историю, да не пытайся провести меня; ты знаешь, что из этого ничего не выйдет!
Фролер принялся рассказывать по порядку о вчерашнем покушении, своих подозрениях относительно черного генерала и намерении снова выдвинуться благодаря этому делу.
— Да, я знаю про этот случай, — сказал Люс, обрадованный тем, что и Фролеру черный генерал показался сомнительным, — я — друг молодого графа и нахожусь здесь для того, чтобы спасти его…
— Можете вполне рассчитывать на меня, патрон!..
— Слушай, с этой минуты ты будешь работать для меня! Я полагаю, что сегодня ночью мы это дело не кончим, и потому ты завтра поутру испросишь у своего начальства, двухнедельный отпуск для получения наследства в провинции; тебя сейчас же отпустят, и тогда ты явишься ко мне на условное место, которое я назначу тебе!
— Уж не просить ли мне отставки?
— Упаси Бог! Для меня особенно важно, чтобы ты оставался на службе: может быть, твое вмешательство как агента полицейской власти для меня будет особенно ценным. Весьма возможно, что придется кого-нибудь арестовать. Не забудь иметь при себе все время бляху, а когда наше дело будет кончено, можешь делать, что тебе угодно. Как видишь, я тебе вполне доверяю, — сказал Люс, — иначе твоя песенка была бы уже спета сегодня!
— Вы можете вполне положиться на меня, патрон… Уж вас-то я бы не стал обманывать.
— Ну, теперь становись наблюдать, только не здесь, у самой стены дома, а там, в конце улицы Тильзит, а я останусь на этой скамейке. Если кто-либо выйдет из дома и я последую за ним, то ты иди за мной следом на таком расстоянии, чтобы я мог тебя позвать, но так, чтобы тебя не могли заметить.
— Слушаю, патрон!
— А теперь ступай; мне больше нечего тебе сказать; надо выжидать ход событий!
Пять минут спустя оба находились на своих местах. Люс имел вид булочника, спокойно отдыхающего на одной из скамеек, а Фролер, засунувший свою фуражку в карман, стоял, как лавочник, равнодушно покуривающий у дверей своей лавки трубку перед отходом ко сну.
XII
ЛЮС ПРЕДЧУВСТВОВАЛ, ЧТО ЭТА НОЧЬ НЕ пройдет без происшествий. У него не оставалось никаких сомнений относительно истинного назначения великолепного особняка на улице Тильзит: это было, очевидно, место собраний Невидимых в Париже, а дом Хосе Коррассона служил только прикрытием для них. Конечно, здесь собирались, совещались и останавливались только высшие члены Общества Невидимых, наемные же убийцы и другая мелкая сошка, услугами которой они пользовались, должны были собираться где-нибудь в другом месте. Быть может, при каких-нибудь исключительных обстоятельствах могла разыграться кровавая драма и в стенах дома, украшенного гербом Панамы, но постоянный приток подонков общества в этот великолепный дворец неминуемо должен был навлечь на него подозрение и вызвать вмешательство полиции, что, конечно, было крайне нежелательно.
Таким образом притон, в котором обитали «люди дела», то есть исполнители страшных дел, был не здесь. Главари, не имея возможности принимать их у себя, не возбуждая подозрений, должны были видеться с ними в другом месте; этим объяснялись временные отлучки хозяев из особняка на улице Тильзит.
Так как со времени вручения приговора графу и капитану прошли уже целые сутки, то в эту ночь обязательно должна была состояться встреча между Невидимыми, поскольку в их распоряжении оставалось всего только два дня.
Действительно, незадолго перед полуночью маленькая служебная калитка в стене осторожно отворилась, и вышедшие из нее двое мужчин, окинув внимательным взглядом улицу, пошли прогуливающимся шагом по направлению к улице Фридланд.
Люс, завидев их издали, лег на скамейку и, закрыв лицо руками, притворился спящим; гуляющие прошли мимо него, не торопясь и разговаривая на иностранном языке, не обратив на сыщика никакого внимания, в то время как последний жадно разглядывал их между раздвинутых пальцев рук. Один из них, рослый, прекрасно сложенный человек, был не кто иной, как генерал дон Хосе Коррассон, и Люсу его лицо почему-то показалось знакомым, как будто он видел его уже не в первый раз, но для европейца все негры кажутся похожими между собой; другого же Люс узнал с первого же взгляда; это был пресловутый «человек в маске», Иванович, или, как его называли здесь, в Париже, господин Иван.