Том 4. Пожиратели огня (с илл.)
Шрифт:
Разве это не поэтично? И племена, где распевают такие песни, конечно, не могли быть омерзительными дикарями, мало чем отличающимися от животных.
В этой песне слышится что-то нежное, красивое, как бы отголосок нравов, не лишенных известной утонченности, и чувств, не чуждых поэзии. Но европейцы, ворвавшись в их жизнь в лице беглых каторжников, преступников и авантюристов и дав волю своим худшим инстинктам и наклонностям, поспешили эксплуатировать честность, доверчивость и добросовестность этих дикарей, проявили к ним жестокость и несправедливость и вместо цивилизации привили им свои отвратительные пороки.
При первом появлении европейцев в центральной части Австралии туземцы сложили о них следующую красивую легенду: поскольку они не видели судов, на которых прибыли эти белые люди, они решили, что те спустились к ним с Луны, чему придавал известное правдоподобие и самый цвет кожи незнакомцев. Луна же, по мнению этих туземцев, представляет собой жилище умерших воинов, нечто вроде австралийской Валгаллы. [5] Поэтому они приняли их за своих давно умерших предков, вернувшихся на землю после того, как им удалось похитить тайну громов небесных в виде усовершенствованного огнестрельного оружия. В силу этой легенды туземцы вначале смотрели на европейцев с благоговейным трепетом и относились к ним, как к божествам.
5
Валгалла (Вальхалла) — в скандинавской мифологии дворец бога войны Одина, куда попадают после смерти павшие в битве воины и где они продолжают прежнюю героическую жизнь.
Какое громадное влияние на умы пораженных туземцев могли бы оказать с помощью этого наивного и поэтического сказания честные порядочные и добронамеренные европейцы! В ту пору австралийцы с радостью подчинились бы их требованиям и были бы самыми деятельными пособниками при разработке почвы, корчевании лесов, охране стад, стали бы работниками на фермах, словом, рабочей силой, с помощью которой без труда можно было бы преобразовать всю страну и ее население.
Но вместо этого отбросы английского общества, воспользовавшись полной безнаказанностью, начали совершать насилия, грабежи и даже убийства. Не осмеливаясь оказывать сопротивление завоевателям, несчастные туземцы бежали в самые непроходимые дебри, скрываясь от жестокости и издевательств белых людей. Но когда однажды в схватке один из туземцев случайно убил англичанина и для них стало ясно, что белые люди также могут умереть, престиж европейцев сразу упал. Австралийцы осмелели, и началось взаимное истребление, одинаково ожесточенное и беспощадное с обеих сторон.
Позднее, когда явились честные колонизаторы с самыми благими намерениями и хотели исправить содеянное зло, было уже поздно: туземцы изверились в европейцах и видели в них беспощадных и жестоких врагов, а потому поджигали фермы, угоняли и истребляли стада, избивали скваттеров и их семьи.
Тогда пришлось организовать экспедиции для защиты поселенцев, и началась настоящая резня, настоящая охота за темнокожими, причем беспощадно избивали старцев, женщин и детей во имя бесчеловечного закона, придуманного бессердечными и бессовестными людьми, закона, который гласит, что люди, не принимающие чуждую цивилизацию, должны или ассимилироваться, или исчезнуть, и что краснокожие уроженцы Америки и темнокожие австралийцы должны уступить место белой расе.
Закон истребления и избиения слабейшего сильнейшим является, говорят, результатом борьбы за существование, и этот умилительный закон даровала нам Англия; в силу его она угнетает Ирландию, избивает сипаев, [6] новозеландцев и австралийцев и кричит: «Дорогу британскому спруту», потому что весь мир недостаточно велик для его щупальцев.
В отместку за жестокость, туземцы в свою очередь не щадили попадавшихся в их руки европейцев, однако оказывали им такую же честь, как и своим воинам, и привязывали их к столбу пыток, давая им этим возможность продемонстрировать свое мужество.
6
Сипаи — наемные солдаты в Индии, вербовавшиеся в английскую и французскую колониальные армии из местных жителей с середины XVIII в. по 1947 г.
Именно в этой области Центральной Австралии, где живут нагарнуки, дундарупы и нирбоа, встречаются великолепные леса казуариновых деревьев, colidris spiralisи других разновидностей эвкалиптов, и всевозможных иных видов деревьев. Здесь же растут в диком состоянии многочисленные виды съедобных растений, например, капустные пальмы, таро, бананы и др. Флора здесь также отличается необычайным богатством, а потому остается только пожалеть, что первые европейцы не сумели воспользоваться добрым расположением туземцев для колонизации этой прекрасной, богатой страны и развили в них только инстинкт кровожадности и всякие пороки.
Таким образом канадец и его спутники очутились в руках людей, не знающих ни жалости, ни пощады и озлобленных недавними экспедициями, предпринятыми против них сиднейским правительством. Племя дундарупов особенно славилось своим пристрастием к грабежам и убийствам; они почти исключительно жили хищением стад и другого имущества фермеров и, быть может, потому больше всего с дундарупами сходились лесовики, всегдашние участники грабежей и постоянные, напарники дундарупов в экспедициях такого рода. Преследуемые наравне с дикарями, эти лесные бродяги сделались, с течением времени, из бывших врагов превратились в естественных союзников и жили в мире с туземцами. Что же касается нагарнуков, то живя в местности, изобилующей дичью, рыбой и разнообразными плодами, они занимались почти исключительно только охотой и рыбной ловлей и не имели надобности грабить фермы или нападать на торговые караваны, а потому пользовались репутацией наиболее миролюбивого племени, которому многие скваттеры и колонисты, пасшие свои стада по соседству с ними, поручали даже охрану своего имущества и скота.
Дундарупы почти постоянно враждовали с нагарнуками и потому охотно дружили со всякими лесными бродягами, рассчитывая на их помощь и содействие против нагарнуков.
Для дундарупов пленение канадца и Виллиго было необычайным, можно сказать, почти невероятным счастьем: эти двое всегда поспевали первыми на защиту каждой осажденной грабителями фермы, и много раз такие попытки оканчивались ничем, потому что нагарнукский вождь и его приемный брат отбивали нападение.
Почти всем скваттерам и фермерам, обитавшим в четырех или пяти сотнях миль от Сиднея или Мельбурна, ежедневно требовались большие транспорты товаров и припасов, и тогда целые караваны повозок, по двадцать и более, отправлялись из Сиднея и Мельбурна на фермы под конвоем достаточного числа смелых и решительных людей, способных в случае надобности отстоять караван от нападения. Обратно этот караван, сдав по принадлежности требуемые товары, возвращался нагруженный сельскохозяйственными продуктами, которые в свою очередь находили сбыт в городах.
Когда фермы наполнялись запасами, утварью и инвентарем, аппетиты грабителей разгорались с особенной яростью, и горе тому хозяину, который не озаботился обнести свои строения достаточно высокой и крепкой стеной, которая могла бы предохранить его от грабежа и поджога! Ввиду этого все австралийские фермы строились на манер крепостей и окружались канавами и крепкими стенами, снабжались непременно высокой сторожевой башней, откуда в случае нападения давали знать громкими звуками призывного рога, и тогда люди с окрестных ферм, а чаще всего Виллиго или Дик со своими молодцами спешили на помощь осажденным.
Благодаря вмешательству этих двух героев подобного рода разбойничьи нападения удавались все реже и реже или обходились разбойникам так дорого, что они надолго зарекались повторять свои попытки.
Поэтому поимка Виллиго явилась настоящим торжеством для дундарупов, а пленение канадца — не меньшим торжеством для лесовиков, которые в одинаковой мере боялись и ненавидели его как своего злейшего врага.
Канадец, зная, какая участь уготована ему в случае, если какое-нибудь чудо не вырвет его из рук врагов, спокойно мирился с предстоящими муками, уверенный, что рано или поздно ему не избежать этого, и потому, не все ли равно немного раньше или немного позже? Но он не мог без волнения думать что подобная участь ожидает и молодого графа, и потому все время строил всевозможные планы бегства или спасения хотя бы только его одного.