Том 4. Солнце ездит на оленях
Шрифт:
Вернулась богатая сверх ожидания. Из вагона, в котором ехала, выгрузила с полдесятка мест да из товарного выгрузили еще больше того. Колян начал беспокоиться, увезет ли все это за один раз.
— А где Максим? — спросил он.
Ксандра сказала, что у старика нашли неладное в желудке и оставили его в больнице. Там сделают операцию, и через месяц-полтора Максим вернется.
— Что сделают, как сделают?
Пришлось рассказывать, что Максиму вскроют грудную полость, затем желудок…
— Как откроют? — Колян всегда во всем добивался полной ясности.
— Разрежут грудь,
— Зачем? — удивился Колян. — Пусть умирает сам. — Он не слыхивал про такие операции и решил, что Максима хотят зарезать. — Кто будет хоронить его в городе?
— Он вернется домой живехонек, здоровей прежнего. На то и операция, — успокоила Коляна Ксандра.
А парень не мог поверить:
— Какой живой, когда зарезанный?
И сколь ни уверяла она, что такие операции — дело самое обыкновенное, не могла рассеять у Коляна смятения и тревоги, наоборот, только разжигала их. Она уверяла, а Колян твердил:
— Не обманывай меня, Ксандра, скажи правду — Максим умер?
Тогда она позвала Коляна к начальнику станции и рассказала ему, какое получилось недоразумение.
— Чего вы хотите от меня? — спросил начальник.
— Втолковать ему, что такие операции бывают, — сказала Ксандра. — Что Максим жив, вернется.
— Операции бывают, слыхал. А вернется ли ваш Максим — это дело докторское. — Начальник с укоризной поглядел на Коляна. — Зря мучишь девку. Ладно, так и быть… — Он взялся за телефон, долго крутил ручку, потом кричал в трубку: — Мурманск, Мурманск. Больница, больница. Главный врач! — И подал трубку Ксандре: — Говори!
Сперва Ксандра рассказывала, какое получилось недоверие к ней, просила позвать к телефону Максима. Затем говорил Колян и с доктором, и с Максимом, и снова с доктором. После разговора начал протирать глаза, диковато поглядывая на Ксандру и начальника станции. Телефонный разговор — он у Коляна был первый — с врачом и Максимом, которые в Мурманске, так ошарашил его, что все показалось ему колдовским наваждением, о каких много раз слыхал от стариков. Вот протрет глаза — и вдруг все перевернется: ни Ксандры, ни начальника, ни станции, а Веселые озера, тупа и вместо Ксандры Черная Кисточка. Тер долго, сильно, а наваждение не уходило, и постепенно поверил в телефонный разговор, в рассказ Ксандры о Максиме…
— Прости, не сердись на меня! — сказал Ксандре. — Я все еще глупый теленок.
— На всех сердиться не хватит сердца, — отозвалась она.
Поблагодарили начальника станции и пошли собираться в дорогу. Ксандра спросила, что нового в поселке. Ничего. Как всегда, пасли оленей, охотились, рыбачили.
— А что нового в городе? — спросил Колян.
Ксандра достала из сумки новогодний номер газеты, где подробно рассказывалось о переменах в Мурманске и на лапландском Севере.
— Вот читай. Все расписано. Мне так не рассказать. Читай. Мало читаешь.
Много читать Коляну было некогда, а потом, чтение и он сам и особенно все вокруг считали не делом, а забавой. И верно, в чтении книг, газет не было той жестокой надобности, как в рыбной ловле, охоте…
Над Лапландией второй месяц висела полярная ночь. Она
«…К поэтическим именам Лапландии — страна полуночного солнца, царство полярной ночи, край непуганых птиц — следует добавить: край самых северных в мире городов и самой северной железной дороги».
«…Что таится в этих диких местах? Какие богатства скрыты в недрах древних гор?»
«Наш гениальный земляк Михаил Васильевич Ломоносов писал: «По многим доказательствам заключаю, что на севере пространно и богато царствует натура. А искать оные сокровища некому».
«Но пришло время, и у нас появились разведчики земных недр, ученые-рудознатцы».
Эта газета породила у Коляна столько вопросов, что Ксандра не успела ответить на них за всю стоверстную дорогу.
На глади Веселых озер, залитой полнолунным светом, школьники увидели черные тени бегущих оленей и мигом собрались в школу, которую, по лопарскому обычаю, Ксандра оставила незапертой. Они не знали точно, когда вернется учительница, и встречали так всякую упряжку. На этот раз приехала Ксандра; каждого из ребятишек обняла, ласково прижала, потискала, похлопала. Хорошо бы лечь в постель, отдохнуть с дороги, но ребятишки с таким нетерпением глядели на груз, что дальше мучить их у Ксандры не хватило духу. И она принялась за распаковку.
Сперва — каждому по длинной конфетке в пестрой бумажке. Затем — каждому по листу бумаги и карандашу.
Дальше Колян грохнул из мешка на пол меловую глыбу — столик учительницы не выдержал бы такую.
— Это кому? — робко поинтересовались ребятишки.
— Нам. Всем.
Из другого мешка достала трубку толщиной с ведро, но вдвое выше, распутала обвязывающий ее шнурок, и трубка развернулась листами разноцветной бумаги, словно распласталась заря в ясную погоду.
— И это нам? — радостно зашумели ребята.
— Все нам, все. Только не сразу, буду давать помаленьку.
В тупу повалили взрослые, становились плотно один к другому, стараясь не мешать Ксандре. А она продолжала распаковывать привезенное, показала все, до последнего гвоздика.
Разглядывая, ахали, хвалили, предупреждали один другого: «Не хватай руками!» — хотя никто и не думал касаться.
Когда нагляделись и заговорили, что пора домой, Ксандра спросила, есть ли в поселке плотники.
— Все мужики — немножко плотники. Санки и лодки всяк делает сам.
— Вот соберитесь, кто умеет, и сделайте столы, табуретки, скамейки.
Тут же начался разговор, кому доверить это дело, — разговор беспощадно откровенный и строгий. Некоторых растрепали так, что больше хоть не показывайся: они и топор-то держать не умеют, и рубят обухом, а не вострием. Без споров и насмешек выбрали только двоих, с большими оговорками добавили к ним третьего — Коляна.
— И довольно, — сказала Ксандра. — Завтра начинайте работу!
Все разошлись, а потом долго перебегали из дома в дом и, нарушая строгую лапландскую сдержанность, взволнованно обсуждали школьные дела.