Том 4. Солнце ездит на оленях
Шрифт:
— А что скажут люди? Ты живешь один.
Года два назад Оська, единственный сын, похоронил родителей и с той поры жил бобылем.
— Люди… Да, люди бывают надоедливы, как комары. — Оська помахал руками вокруг своей головы, будто в самом деле отбиваясь от комаров. — Ладно, не заходи. Но подожди меня на улице. Я покажу тебе одну вещь.
На это Мотя согласилась. Оська нырнул в свою вежу и тотчас вынырнул. В руках у него был небольшой сверток. Подойдя к Моте, Оська развернул его и кинул на плечи девушки.
— Дарю, — сказал Оська.
— Ты собирался подарить его Красухе. Почему не подарил?
— Он больше подходит тебе.
— Красуха, значит, примеряла его? И он не понравился ей?
— Нет. Никто. Он твой. И лису убил для тебя.
— А говорил, для Красухи.
— Это было глупое слово. Все для тебя.
— За что мне такая награда?
— Я и моя вежа давно тоскуем по хозяйке. Сжалься, Манна, над нами!
Это было уже настоящее сватовство. Мотя даже не предполагала, что ее тайные думы могут исполниться так скоро. Но чтобы не спугнуть счастье — а оно, толкуют люди, шибко пугливо, — не выказала радости. Подумав, как не отпугнуть и Оську, она сказала:
— Да, мне жалко вас. Но у меня тоже есть и вежа и котел да еще отец, брат. Кто пожалеет их без меня?
Затем она сняла песца и протянула обратно Оське.
— Что, не глянется? — удивился он. Песец был редкостный.
— Не то, Оська, совсем не то. Подари его моему батьке. Сперва ему, а мне подаришь потом.
— Мне нужна ты, а не батька.
— Какой ты глупый! Говорят: хочешь получить девку, полюбись сперва ее мамке с батькой. Слыхал?
— Нет. Мне мои старики не говорили этого.
— Однако, мы застоялись. Уже ночь. Что подумают про нас люди… — спохватилась Мотя, кинула песца на Оськино плечо и побежала.
— Подожди. Я с тобой! — крикнул Оська.
— Нет. Вместе гулять рано. Приходи один! — откликнулась Мотя.
Нарядившись в самое лучшее, что было, Оська в тот же вечер пришел в вежу Даниловых. Сперва он сделал вид, будто принес показать шкурку песца, иного дела у него нет. Шкурка пошла по рукам. Она действительно стоила того, чтобы ее показывать: густошерстная, с голубым отливом, искрилась и сияла, как снег в полнолунную ночь.
Фома, большой знаток, сказал, что в первый раз видит такую. Этот песец вырос на радость кому-то шибко-шибко счастливому. Тут Оська не выдержал игры и сказал:
— Ей, Манне… — Положил шкурку на колени девушке и, волнуясь, сбиваясь, начал свататься: — Моя вежа, мой очаг, мой котел, я сам живем тоскливо. Мы пусты, холодны, голодны. Я не имею с кем сказать слово. Скоро разучусь, буду лаять по-собачьи. Ты, Фома, добрый человек. Отдай за меня свою Манну! Если я сказал неладное слово — не сердись. Я ведь глупый баран,
— Зачем сердиться… Лучше будем пить чай, — сказал Фома и пригласил Оську садиться к очагу на пустующее место Коляна.
Манна разлила по стаканам густой чай, который вечно кипел над очагом.
Получилось так, что Манна и Оська оказались рядом, совсем близко друг к другу. Фома глядел на них и улыбался.
— Ты, отец, над чем смеешься? — спросила Манна.
— Совсем не смеюсь, — ответил старик, продолжая улыбаться задумчиво.
— У тебя такое лицо.
— Самое обыкновенное.
Фома никогда раньше не задумывался, что придет такой день, когда от него потребуется решить судьбу своей дочери. Трудный, опасный день. Одним, только одним словом можно сделать свою дочь либо счастливой, либо несчастной.
Вот она сидит рядом с женихом. Это хорошо: всяк человек должен иметь семью, детей. Фоме радостно глядеть на них. Но и тревожно: будет ли Манна счастлива с Оськой? Надо ли отдавать ее первому посватавшемуся, не лучше ли подождать другого? Что ответить Оське: да, нет или еще как?
— Спасибо на добром слове! — сказал Оське Фома. — Теперь давай послушаем невесту.
— Я согласна, — скромно, сдержанно прошептала Мотя.
Тогда согласился и Фома. Но свадьбу отложил до возвращения Коляна. Оська не стал спорить.
А Мотя, как только ушел жених, приступила к отцу:
— Зачем ты хочешь ждать, когда вернется Колян?
— Он скитается где-то, а мы будем праздновать — это нехорошо. И меня старого оставишь одного — тоже нехорошо. Не похвалят тебя люди, — оборонялся отец.
— А если Колян никогда не вернется, откажешь Оське, оставишь меня в старых девках? — продолжала наступать Мотя. — Замуж выхожу я, а не Колян, и я не стану ждать его. Не стану ждать, когда он воскреснет из мертвых.
— Прикуси язык, не говори таких слов! — зашипел Фома.
— Не буду молчать, не стану ждать! Завтра же уйду к Оське, — старалась переспорить отца Мотя. — Будем ждать — Оська найдет другую невесту. Бывало, сватали одну, а женились на другой.
— Подожди с недельку! — уговаривал отец.
— У тебя все Колян да Колян… Ты никогда не любил меня, — упрекала его дочь.
— Я не любил тебя… Ай-я-яй, до чего договорилась. Услышит тебя бог и накажет.
Поссорились. Фома ушел к соседям. Мотя, схватив песца, подаренного Оськой, убежала к колдуну, пробыла у него минутку и вернулась домой с пустыми руками.
Когда вернулся отец, она сказала:
— Завтра я уйду к Оське.
— Без свадьбы?
— Да, без нее.
— Чего торопишься так? Не понимаю.
— А чего ждать? Я спрашивала колдуна. Он сказал: «Наш Колян идет по дороге смерти». Не веришь — пойди спроси сам!