Том 5. Чудеса в решете
Шрифт:
Сложив руки на груди, повернулся лицом к лежащим и нетерпеливо сказал:
— Ну да, хорошо! Если угодно, я вам могу все и сообщить, — мне стесняться и скрытничать нечего… Хотите знать? Я женюсь! Довольно? Нате вам, получайте!
Оглушительный удар грома бабахнул в открытое окно, и белые ослепительные молнии заметались по комнате. А между тем небо за окном было совершенно чистое, без единого облачка. И мрачная, жуткая тишина воцарилась… надолго.
— Что ж… женись, женись, — пробормотал Клинков, тщетно стараясь придать нормальный вид искривленным губам. — Женись! Это будет достойное завершение
— А что, Подходцев, — спросил Громов, разглядывая потолок. — У вас, наверное, когда ты женишься, к чаю будут вышитые салфеточки?
— Что за странный вопрос! — смутился Подходцев. — Может, будут, а может, и нет.
— И дубовая передняя у вас будет, — вставил Клинков. — И гостиная с этакой высокой лампой?
— А на лампе будет красный абажур из гофрированной бумаги, — подхватил Громов.
Клинков не захотел от него отстать:
— И тигровая шкура будет в гостиной. На окнах будут висеть прозрачные гардины, а на столе раскинется пухлый альбом в плюшевом переплете с семейными фотографиями.
— А мы придем с Клинковым и начнем сморкаться в кисейные гардины.
— А в альбом будем засовывать окурки.
— И вступим в связь с твоей горничной!
— А я буду драть твоих детей, как сидоровых коз. Как только ты или твоя жена (madame Подходцева, ха, ха — скажите, пожалуйста!), как только вы отвернетесь, я, сейчас же твоему ребенку по морде — хлоп!
— Небось и елку будешь устраивать?.. — криво усмехнулся Клинков.
— Я твоим детям на елочку принесу и подарочки: медвежий капкан и динамитный патрон — пусть себе дитенок играет.
— А ты думаешь, Громов, что у него дети будут долговечны? Едва ли. Появится на свет Божий младенчик да как глянет, кто его на свет произвел, так сразу посинеет, поднимет кверху скрюченные лапки, да и дух вон.
— Да нет, не бывать этому браку! — с гневом воскликнул Громов. — Начать с того, что я расстрою всю свадьбу! Переоденусь в женское платье, приеду в церковь да, как пойдете вы к венцу, так и закачу истерику: «Подлец ты», скажу, «соблазнил меня, да и бросил с ребенком!»
— А я буду ребенком, — некстати подсказал огромный толстый Клинков. — Буду хвататься ручонками за твои брюки и буду лепетать: «Папоцка, папоцка, я хоцу кусать».
— Попробуй, — засмеялся Подходцев. — Я тебя накормлю так, что ног не потянешь.
И опять нервно зашагал Подходцев, и снова долго молчали лежащие…
Глава 10
Подходцев уходит. Элегия
Где-то между двумя подушками, где лежала голова Громова, послышался тихий стон:
— Подходцев, серьезно женишься?
— Серьезно, братцы… Ей-Богу. Надо же.
— Подходцев! Не женись, пожалуйста.
— Вот, ей-Богу, какие вы странные! Как же так можно не жениться?..
— Подумай ты только, — подхватил Клинков. — С нами ты живешь — что хочешь делай. Затеял ты легкую интрижку — пожалуйста! Мы тебе поможем. Напился ты пьян — сделай одолжение! И мы от тебя не отстанем.
— Пожалуй, и перегоним, — подтвердил Громов.
— Ну, вот видишь! А жена! Ты думаешь, это шутка — жена? Да вы лучше меня спросите, братцы, что такое жена!
— Ты-то откуда знаешь?
— Я-то? Я, братцы, все этакое знаю.
— Разве ты был женат?
— Собственно говоря… как на это взглянуть. Если хотите, то… Да уж, что там говорить — знаю! Пришел пьян — бац лампой по голове! Завел интрижку — бац тарелкой по спине. Сидишь дома — нервы, вышел из дому — истерика. А в промежутках — то у нее любовник сидит, то она платье переодевает, то ей какое-нибудь там кесарево сечение нужно делать.
— Странное у тебя представление о семейной жизни.
— Да уж поверь, брат, настоящее!
— Постой, Клинков, не трещи, — остановил его солидный Громов. — А не приходило тебе в голову, Подходцев, такое: просыпаешься ты утром после свадьбы — глядь, а сбоку чужая женщина лежит. И сам ты не заметил, как она завелась. То да се — хочешь ты к нам удрать — «нет-с, говорит, постойте! Я твоя мужняя жена, и ты из моих лап не вырвешься». Ты в кабинет — она за тобой; ты на улицу — она за тобой. Ночью пошел в какой-нибудь чуланчик, где грязное белье складывается, — чтобы хоть на полчаса одному побыть — не тут-то было! Открывается дверь, и чей-то голос пищит: «Ты тут, Жанчик? Что же ты от меня ушел? Ну, я тут с тобой посижу! Зачем ты меня одну бросил, Жанчик?» Ну, конечно, ты ей возразишь: «Да ведь двадцать-то пять лет ты жила же без меня, дрянь ты этакая?! Почему же сейчас без меня минутки не можешь?» — «Нет, Жанчик, — скажет она, — надо было бы тебе на мне не жениться… Раз женился — так тебе и надо!» Повеситься захочешь, и то не даст — из петли вынет, да еще поколотит оставшейся свободной веревкой: «Как, дескать, смел, паршивец, вдову без прокормления оставлять!»
Пауза.
— Подходцев!
— Ну? — приостановился Подходцев.
— Не женишься? — робко спросил Громов, считая почву достаточно подготовленной.
— Женюсь! — вздохнул Подходцев. — Жалко мне вас, но что же делать… женюсь! А который теперь час?.. Ой-ой… Пять! А мы в половине шестого должны кататься. Друзья! До свиданья! Целую вас мысленно.
— Подавись ты своими поцелуями.
— Громов! Можно надеть твой серый жилет?
— Нельзя. Он мне сейчас будет нужен.
— Для чего?
— Чернилами буду обливать.
— Гм!.. Ну, прощайте, братцы. Бог с вами.
Клинков поманил его пальцем.
— А подойди-ка… Видишь, какой ты неаккуратный: кончик платка опять вылез.
— Осел ты пиренейский, — завопил Подходцев. — Да ведь так же и нужно, чтобы он торчал. А ты его уже в третий раз засовываешь.
Клинков уткнулся в подушки, и плечи его запрыгали: неизвестно было — смеялся он или оплакивал гибнущего друга?..
Стараясь не встречаться взглядом с оставшимися, Подходцев вышел в двери как-то боком, виновато.
По уходе его Клинков тяжело встал с кровати, подошел к зеркалу и с плаксивой миной стал разглядывать себя.
— Клиночек! Что с тобой? Охота тебе всякую дрянь разглядывать! Уже не думаешь ли и ты жениться?..
— Знаешь, что я сейчас почувствовал, Громов? — обернулся к нему Клинков, и углы губ его передернулись.
— Ну?
— Стареем, брат, мы… Подходцев женится, а у меня уже седые волосы на висках появились.
— А с ребрами благополучно?
— С какими ребрами?