Том 5. Пешком по Европе. Принц и нищий.
Шрифт:
Положение мое оставалось достаточно серьезным. Я изо всех сил цеплялся за камни, а между тем кровь сочилась более чем из двадцати порезов. Самыми тяжелыми были раны на голове; я старался зажать их одной рукой, пока другой держался за камень, — но тщетно, при каждом биении пульса кровь брызгала фонтаном. Наконец, в минуту просветления, я схватил большой ком снега и в виде пластыря приложил его к голове. Это была удачная мысль: кровотечение приостановилось. Я кое–как встал на ноги и успел еще перейти на безопасное место, где и свалился без чувств. Солнце садилось за горизонт, когда я очнулся, а на Большую Лестницу я вышел уже в густой темноте.
Раны на несколько дней задержали его в постели. А потом он встал и опять взялся за старое. Таков настоящий альпинист, — уж, кажется, столько получил удовольствия, а ему подавай еще!
Глава VIII
Я решаю штурмовать Рифельберг. — Приготовления. — Персонал и снаряжение. — Мы. выступаем в поход. — Первые трудности. — Чудесное избавление. — Проводник проводника.
Кончив чтение, я почувствовал себя другим человеком; с восторгом, энтузиазмом, затаив дыхание, следил я за опасными приключениями моих авторов и делил с ними их победы. Долго сидел и молчал, как оглушенный, а потом повернулся и сказал Гаррису:
— Я решился!
Что–то в моем тоне поразило его; когда же, заглянув в мои глаза, он прочел все, что в них было написано, Гаррис заметно побледнел. С минуту он колебался, но потом сказал:
— Говори!
И я ответил ему с олимпийским спокойствием:
— Я поднимусь на Рифельберг.
Если бы я подстрелил моего бедного друга, он не мог бы упасть со стула более внезапно. Если бы я был родным его отцом, он не мог бы взмолиться горячее, чтобы я оставил свое намерение. Но я был глух к его доводам. Убедившись наконец, что меня ничто не поколеблет, он прекратил уговоры, и только его судорожные рыдания еще возмущал и тишину. Я сидел в мраморной неподвижности, устремив глаза в пустоту, — в душе я уже сражался с опасностями; а друг с немым обожанием взирал на меня сквозь слезы. Наконец он бросился мне на шею и сказал срывающимся голосом:
— Твой Гаррис тебя не покинет! Умрем вместе!
Я похвалил своего благородного друга, и в приливе бодрости он позабыл свои страхи и думал лишь о предстоящих подвигах. Он хотел уже, не откладывая дела в долгий ящик, звать проводников, чтобы выступить в два часа утра, ибо таково, по его понятиям, было обыкновение альпинистов; но я растолковал ему, что в эти глухие часы ночи нас никто не увидит; выступать среди ночи принято не из деревни, а из горного лагеря, после первой ночевки. Я сказал, что мы выступим в три–четыре пополудни; тем временем Гаррис оповестит проводников и познакомит всю публику с нашим планом.
Я лег в постель — но не для сна: ни одни человек, готовящийся в альпинистский поход, не в силах уснуть перед завтрашним выступлением. Всю ночь я лихорадочно метался в постели и с радостью услышал, что часы бьют половину двенадцатого и можно спуститься к раннему обеду. Я встал, измученный и злой, и сошел в столовую, где сразу же оказался в центре общего внимания, ибо новость уже распространилась. Трудно есть спокойно, когда чувствуешь себя героем дня, — но какое это сладостное чувство!
Как это принято в Церматте перед большим восхождением, проводить нас собралось все население — и местные и приезжие; люди побросали свои дела, спеша занять удобный пункт, чтобы увидеть выступление каравана. В наш отряд входило сто девяносто восемь человек, включая мулов; или двести пять, включая коров. Вот полная роспись экспедиции:
Старший персонал
Я сам
Мистер Гаррис
Проводников — 17
Прачек — 4
Геолог — 1
Ботаник — 1
Священника —3
Геодезиста —2
Барменов —15
Латинист —1
Младший персонал
Ветеринар — 1
Дворецкий — 1
Кельнеров — 12
Лакей – 1
Цирюльник — 1
Шеф–повар — 1
Поваров–помощников — 9
Пирожника — 4
Кондитер – 1
Обоз и прочее
Носильщиков — 27
Мулов — 44
Погонщиков мулов — 44
Прачек и гладильщиц дли простого белья — 3
Того же — для тонкого белья — 1
Коров — 7
Доярок — 2
Итого: 154 человека и 51 животное.
О б щ и й итог — 205.
Довольствие и прочее
Окороков — 16 ящиков
Муки — 2 бочки
Виски — 22 бочки
Сахару — 1 бочка
Лимонов — 1 бочонок
Инвентарь
Матрацов пружинных — 25
Матрацов волосяных — 2
Постельные принадлежности для таковых
Комарников — 2
Палаток — 29
Сигар 2000
Пирогов — 1 бочка
Пеммикана — 1 тонна
Костылей — 143 пары
Арники — 2 бочки
Корпии — 1 кипа
Снотворного и болеутоляющего — 27 бочонков
Научный инструментарий
Ледорубов — 97
Ящиков динамита — 5
Нитроглицерина — 7 бидонов
Сорокафутовых лестниц — 22
Веревки — 2 мили
Зонтиков — 154
Только к четырем часам пополудни моя кавалькада была полностью укомплектована. Мы выступили без промедления. Такой эффектной и многочисленной экспедиции Церматт еще не видел.
Я распорядился, чтобы старший проводник построил людей и животных в одну шеренгу, с интервалами в двенадцать футов, и связал их крепкой веревкой. Он вздумал было возражать, что первые две мили нам предстоит идти по совершенно ровной местности, без всяких обрывов, что никакой тесноты пока не предвидится и что веревкой связываются только в самых экстренных случаях. Но я его не слушал. Мне было известно из книг, что много несчастных случаев в Альпах произошло единственно оттого, что люди вовремя не связались. Я не собирался внести свое имя в этот список. Проводнику пришлось повиноваться.
Когда партия построилась и ждала сигнала к выступлению, я сам залюбовался этим эффектным зрелищем. Весь караван растянулся на 3122 фута — полмили с лишним; кроме меня и Гарриса, все шли пешком, все в зеленых вуалях и темных очках, у каждого вокруг тульи шляпы белела вуаль, у каждого через плечо висел моток веревок, у каждого за поясом был ледоруб, каждый в левой руке нес свой альпеншток, а в правой — свой закрытый зонтик, и у каждого болталась за плечами пара костылей. Вьюки на спине у мулов и рога у коров были перевиты эдельвейсами и альпийскими розами.