Том 5. Произведения разных лет
Шрифт:
И каждый род — в своей слитности элементов, и все роды имели одну заботу выделения из себя нового организма, усложняя его наилучшими своими элементами, отдавая себя, остаток своего тела в угоду и надобность тому, которо<го> создали. Так было лишено все своей слитности в угоду совершенно новой слитности, и так происходило до тех пор, пока не возник человек, которому отдано теперь все в рабство — и наоборот, через него все рабы его пройдут в иной мир.
Все, что было, шло к созданию человека и потому отдает себя человеку, его мозгу, отдает себя все целиком с<о своим> крохотным разумом и жизнею ибо в человеке видит преображение
И сказал — я буду сам себе служить, ибо в этом совершенство единства, я буду машиною, аэропланом и паровозом, ради этого все лишило себя личного и будет уничтожено все, ибо в этом мое совершенство, мудрость и сипа моя будет увеличиваться, пока не перекину весь мир в свой череп. С каждым часом уменьшается мир и богатеет мой череп, поэтому в новой природе моей я распылил себя для себя. Во мне сосредоточится мир — как едином боге.
Человечество вышло из природы как результат движения-рождения и возраста предыдущего, и огромный мир выделил крохотный череп и вложил богатство своей мудрости, но человечество — множество, а потому богатства мудрости рассыпаны как семена, в свою очередь собираемые в единство общей цели движения к преображению.
Человеческие семена, размножаясь, собирались в роды и развивались в целом своем роде, отдавая себя и всю свою жизнь выделившемуся семени. В одном, в единице желает видеть себя размножившийся род. <так> как мир стремился к человеку как высшему, всемудрейшему, всевидящему, всесильному и всезнающему мозгу.
Человечество разбилось на части, и каждая часть стала народом, и в каждом народе был правитель, и ему подчинено все — и жизнь и смерть, по его воле размножалось племя и росло в мудрости его.
Каждый народ или его правитель стремился к первенству перед остальными народами и правителями, и стремился народ и правитель победить соседний народ и подчинить его себе и культуре. Таким образом, каждый народ хотел быть единым. подчинив себе все, хотел расти деревом и соединить в себя все, но так как каждый думал об этом, то и каждому приходилось ограждать себя кольями и крепостями и употребить всю культуру, знание техники для защиты своего государстве.
Когда же не хватало сил у одного в силу каких-то высших соображений, то правитель заключал союз с другим, таким образом возникало единство нескольких государств против единства другого союза. Так возрастали силы друг против друга во имя сокрушения и подчинения, и сокрушение и подчинение являются в свою очередь стремлением к единству всемирному. И каждый из царей был второй особой единого Бога, в нем сосредоточиться должно все государство и народ.
Но это стремление непонятно Интуиции и Разуму, не понятно то, что действительно происходит в движущихся шагах жизни Интуиции.
Все правители и цари как высшие народные единицы, заключающие в себе народ, остаются сбоку от действительной магистрали Интуитивно<го> единства человечества вообще. На действительной магистрали жизни произошла величайшая перемена, не заметная разуму. Народ и правители его перешли в новый мир железа из лесов, парков, человек стал в одежде мышц машин и ими двигает себя, не доверяя и не пользуясь больше природой, лошадьми. И царь, и правитель управляли народом, но интуиция человечества перестроила мир под флагом культуры экономических харчевых и мышцевых сил.
Незаметно человек распылил себя в новые железные автомоторы
Через него вырастут новые сложения мира, выйдут из того порядка сложений, сложившихся в земле, — для новых распылений и сложений.
В человеке сохранилось много элементов и порядка разумного, и разум — наибольшая часть культуры дочеловекообразного мира. В своем же мире, по пути развития его человек будет приближаться к Интуиции, отдаляясь от разума, основателя дочеловеческой природы.
Ближайш<ая> цель человечества и задач<а> состоит в том, чтобы весь существующий мир до него перестроить через мозг своей Интуитивной мудрости, ни одной вещи и жизни не должно остаться, ибо он только тогда вездесущ и в нем сущее, пока каждая вещь и жизнь будет обращена в его тело и <всюду> будет помещена крупица его мудрости.
Он обратит видимый шар земной в труп, который получит перевоплощение разложивши свою целостность в новые сложения, в дочеловеческом мире возникл<и> миллионы жизней-организмов, все они жили друг другом и необходимы были друг для друга, а человек не нужен им но многое нужно ему. Дочеловеческий мир отдал все для организма человека, возвысил его над собою и стал питанием ему, но, идя по своему пути, он <человек идет и к тому, чтобы избежать необходимости в зеленом мире как питании, и для своего нового мира, новой своей надстройки <он> уже не режет быков. В новой организации он идет к экономии новотворческих знаков, и его природа по численности живых форм будет значительно меньше дочеловеческой природы.
Все человечество — совершенное орудие веков миростроения, оно выделяется тем, что от него происходит рождение новых организмов, не похожих на него, он должен знать Интуицией своей, что в цели его мудрости — строительство нового мира, переустройство существующего. Эта цель должна быть ему ясна, как ясна постройка дома для жилья.
Ныне он, человек и все человечество, должен знать ясно, что тот Бог, которому он приписал строительство мира, передал ему свое Божество и шел сам через многие века к человеку всею природою. И я ясно то, что ныне новая природа рождается человеком, и в каждом рождении — он, человек всесущий и знающий.
Лень как действительная истина человечества*
Лично на меня всегда производило странное впечатление, когда я слыхал или вижу написанное, неодобрительное к факту действия лени какого-либо из членов государства или семьи. «Лень — мать пороков» — так заклеймили или заклеймило все человечество, все народы факт особого действия человека.
Всегда мне казалось, что это обвинение лени было несправедливо. Почему так восхваляется труд и возводится на трон величия славы и похвал, лень же пригвождена к столбу позора, все лентяи опозорены и носят клеймо порока, матери лени, каждый же трудящийся восхвален в славе и торжестве и наградах. Мне всегда казалось, что все должно быть наоборот: труд должен быть проклятым, как и легенды о рае говорят, а лень должна быть тем, к чему человек должен стремиться. Но в жизни получилось обратное. Это обратное я хотел бы выяснить. И, так как всякое выяснение идет через признаки или существующие состояния и всякое изложение или вывод от этих признаков происходит, то и я в данном изложении хочу также через признаки и их отношения выяснить смысл, скрывающийся в слове «лен<ь>».