Том 5. Война и мир
Шрифт:
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как это всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно, он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем, он сидит тут?» — говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
— Однако я тебя стесняю, — сказал он ему тихо, — пойдем поговорим о деле, и я уйду.
— Да нет, нисколько, — сказал Борис. — А ежели ты устал, пойдем в мою комнату, и ложись отдохни.
— И в самом деле…
Они
— Я слыхал про такого рода дела и знаю, что государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не Доводить до его величества. По-моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
— Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! — закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису. Борис улыбнулся:
— Напротив, я сделаю, что могу, только я думал… В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
— Ну, иди, иди, — сказал Ростов, и, отказавшись от ужина и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.
XX
Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было идти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели бы даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В тот день, 27-го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1-й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное, — думал Николай, — между нами все кончено, но я не уеду отсюда, не сделав все, что могу, для Денисова и, главное, не передав письма государю. Государю?! Он тут!» — думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо, приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, — думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. — Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», — воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
— Кого вам? — спросил кто-то.
— Подать письмо, просьбу его величеству, — сказал Николай с дрожанием голоса.
— Просьба — к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу.) Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер-фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную, и Ростов вошел.
Невысокий полный человек, лет тридцати, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно, только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему-то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем-то бывшим в другой комнате.
— Bien faite et la beaut'e du diable [68] ,— говорил этот человек и, увидав Ростова, перестал говорить и нахмурился.
— Что вам угодно? Просьба?..
68
Хорошо сложена и свеженькая.
— Qu'est ce que c'est? [69] — спросил кто-то из другой комнаты.
— Encore un p'etitionnaire [70] ,— отвечал человек в помочах.
— Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
— После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
— От кого? Вы кто?
— От майора Денисова, — отвечал Ростов.
— Вы кто? офицер?
69
Что это?
70
Еще проситель.