Том 6. Для радости нужны двое
Шрифт:
– Не кричите, я вас прекрасно слышу. Кстати сказать, в наушниках ваш голос становится каким-то мяукающим.
– А ваш лающим.
Мария не стала продолжать разговор, хотя пикировка с Антуаном приятно щекотала ей нервы. Замолчал и Антуан. Теперь он выровнял самолет и летел без всяких фокусов, как и было приказано, в Сахару.
– И откуда вы взялись на мою голову? – наконец не выдержала Мария.
– Я отвозил почту в дальний форт и через четверть часа должен был приземлиться на базе, но неожиданно мы встретились… – миролюбиво отвечал
Внизу показалась так называемая «гамада» – каменистая равнина, похожая с высоты на стиральную доску. Разновысокие камни вздымались на ней гребень за гребнем. В основном это был черный гранит, целое море гранита. Марии стало не по себе. Почему-то мелькнула мысль, что если вдруг откажет мотор…
– Вон впереди начинается серир, – словно уловив ее тревогу, сказал Антуан.
«Серир», а по-русски «галька», действительно поплыл под крылом совсем скоро, но на душе у Марии легче от этого не стало.
– А мы не прошли точку возврата?
Антуан ничего не ответил и снял наушники. Мария поняла, что пилот чем-то обеспокоен, к чему-то прислушивается. Она тоже сняла наушники. Не зря ведь на танковом заводе «Рено» ее звали «слухачкой».
– Размололо подшипник? – громко спросила Мария, настолько громко, что он не мог не услышать.
Пилот молча переложил рули и стал разворачиваться строго на запад, прямо к солнцу, стоящему уже очень низко у горизонта и совсем не маленькому, не белому, как час назад, а большому багровому величественному светилу. Там, на западе, было их спасение, был аэродром, до которого не долетел Антуан всего километров тридцать, когда увидел на белой известняковой дороге белый кабриолет Марии…
– Так мы прошли точку возврата?
– Сейчас это не имеет значения. У нас еще есть минут пятнадцать… я наберу максимальную высоту, может, поймаем поток и дотянем как можно дальше…
Мария глянула вниз. Серое море гальки простиралось под ними на многие километры. Мелькнуло несколько вади – пересохших рек, похожих сверху на поваленные голые деревья с кривыми ветками. Еще со времени своего похода в Сахару, с далекой юности, она знала эти неоглядные гиблые места «серир»: здесь караваны пролагают свои пути только по краю, сюда не залетают даже птицы.
– Укутайтесь хорошенько – на трех тысячах уже ноль по Цельсию, на четырех – минус одиннадцать, а на пяти – минус шестнадцать.
Самолет медленно и неуклонно поднимался на небесную гору. В кабине стало очень холодно, и Мария, поджав под себя ноги, вся завернулась в спасительный плед из верблюжьей шерсти. Было трудно дышать, изо рта шел пар, а двигатель стучал все явственнее. Антуан тянул и тянул на себя штурвал, тянул по миллиметру, пока не услышал слишком понятный им обоим звук. Он немедленно отключил мотор, но и на холостых оборотах двигатель продолжал стучать, и казалось, что он развалится на части в любую следующую секунду. Постепенно стук прекратился, и все затихло. Оглушительная тишина пришла в мир, который пока еще был частью их жизней.
Антуан
– Приготовиться! – крикнул Антуан.
Самолет скользил в темноту, и красные бортовые огоньки зловеще вспыхивали, оставляя за собой пунктирный след мгновений, тающих в вечности.
– Садимся! – крикнул пилот и осветил прожектором длинный пологий склон «серира».
Под днищем самолета загрохотало, завизжало, с обеих сторон по борту полетели искры.
«Сейчас взорвемся», – с холодным оцепенением успела подумать Мария. А самолет накренился и упал на бок. Затрещали стойки и крылья – и вдруг все закончилось.
Антуан заранее, еще до посадки, откинул фонарь, что и спасло им жизнь – они удачно вывалились из самолета… Антуан поднял Марию за руку, протащил метров двадцать, и они рухнули лицом вниз… Секунды медленно набегали друг на друга, нестерпимо медленно…
Антуан поднял голову, внимательно посмотрел в сторону оставленной ими груды металла и произнес голосом тяжело уставшего человека:
– Кажется, самолет не взорвался.
– У меня тоже такое впечатление, – бодрясь добавила Мария.
Захохотав, они вскочили на ноги и стали плясать, визжать и хлопать друг друга по плечам. А когда Мария окончательно выбилась из сил, она упала ему на грудь.
– Мари, мы живы!
– У меня тоже такое впечатление. И по этому поводу вы меня ощупываете?
– Я вас ощупываю? Мадемуазель, я только чуть-чуть поддерживаю вас на греховном пути. – Он обнял ее очень нежно, и она не противилась…
Объятие было недолгим, но решило между ними все раз и навсегда…
– Боже! Какая горячая галька! – присев на корточки и потрогав плоские камешки, прошептала Мария. – А я и не почувствовала, пока мы лежали на ней, как караси на сковородке.
– Та-ак, и что мы имеем в сухом остатке? – добродушно и деловито спросил Антуан как бы самого Господа Бога. – Пойдем-ка, Мари, посмотрим.
Крылья, шасси, стойки валялись по всему склону, а фюзеляж был цел, так же как пропеллер и пилотская кабина.
– Надо радировать на базу, – как само собой разумеющееся, промолвила Мария.
– Надо. Но у нас нет рации.
– Как это? Все самолеты…
– Снабжены рациями, – продолжил Антуан, – и мой тоже был снабжен, но я отдал свою ребятам в форте. У них сломалась, и я подумал, что им нужнее…
– Хорошенькое дело… а где мы примерно?
– Примерно километрах в ста пятидесяти от того места, где ты оставила машину.