Том 6. Письма 1860-1873
Шрифт:
Брошюра Самарина все еще является злобой дня*. Говорят, будто государь, познакомившись с ней по отрывкам, напечатанным в газетах, сказал, что не может понять, почему Самарин счел необходимым опубликовать за границей, а не в России книгу, положения которой полностью совпадают с видами правительства. Тем не менее его задели последние строки брошюры, приведенные в «Москве», где говорится о возможности возникновения противоречия между правительством и русским обществом по балтийскому вопросу*. — И действительно, это самое сомнительное место в книге.
А раз уж мы этого
Ну а что говорят в Москве о союзе 2-го Лейхтенберга с мадемуазель Опочининой?* Но это завело бы нас слишком далеко, а у меня кончается бумага.
Прощай, милая моя дочь, нежно всех обнимаю.
Аксакову И. С., 15 октября 1868*
Петербург. 15-ое октября
Поздравляю вас, Иван Сергеич, с легкою победою и крупным успехом*. Завоеванный принцип имеет многостороннее значение.
Теперь вам предстоит другой подвиг. — Все ощутительнее становится неотлагательная потребность отповеди на римский вызов. Меня уверяли, что здесь получена папская аллокуция, обращенная к восточным церквам* и которая своею большею сдержанностию существенно разнится от его обращения к протестантам. На днях прусский посланник сказывал мне, что у них во всех протестантских церквах читано было, во всеуслышание всей паствы, обращенное к ней папское послание.
Неужели же и мы, в нашу очередь, не откликнемся на вызов? — По-моему, эта отповедь должна быть не чем другим, как последним заключительным словом ваших предыдущих статей о свободе совести*. Вот где ключ всей позиции. — Следует доказать, что именно в этом-то отрицании свободы, возведенном в принцип и сознательно догматически высказанном в последнее время Римскою куриею, и состоит вся суть латынской ереси. Этим-то отрицанием определилась вся многовековая практика западной церкви, все более и более отделявшая ее от православия, с одной стороны, а с другой — поставившая ее в такое безысходно враждебное положение ко всему современному образованию… Тут следовало бы, кажется, еще раз возвратиться к пресловутому силлабусу и энциклике и, разобравши их с точки православного учения, показать, что заключающиеся в них все самые оскорбительные для современной человеческой совести предложения не менее оскорбительны и для христианского
Но мало того, что подобными приемами, логически вытекающими из основного ее принципа отрицания свободы совести, западная церковь оттолкнула от себя все современное образование, она развила в нем целое антихристианство — и тут представить бы яркую, полную картину западного католического мира, во Франции, Италии и на днях Испании*, обреченного на нескончаемую безысходную борьбу этого ложного, искаженного христианства с более и более сознательным и непримиримо враждебным отрицанием самого христианского начала. — И тут, кстати, прочтите помещенную в «Revue des Deux Mondes» от 15 октября статью «Crise religieuse au 19i`eme si`ecle»* — и проч. и пр. и пр.
Путята О. Н., 2 ноября 1868*
P'etersbourg. Ce 2 n<ovem>bre 1868
Je suis tout honteux, mon aimable et ch`ere Ольга Николаевна, de m’^etre laiss'e pr'evenir par vous. Car c’'etait assur'ement `a moi `a prendre l’initiative de notre correspondance, ne f^ut-ce que pour vous remercier de l’affection que vous avez vou'ee `a Jean et de la confiance que vous avez plac'ee en lui. Puisse-t-il, ce cher garcon, les justifier l’une et l’autre. C’est l`a mon voeu le plus cher. Ai-je besoin de vous assurer qu’en vous parlant ainsi, c’est au nom de toute la famille et que votre bonheur d'esormais est ins'eparable du n^otre.
Veuillez, de gr^ace, ^etre mon interpr`ete aupr`es de vos chers parents* que j’ai la longue habitude de ch'erir et d’estimer. Rien ne pouvait m’^etre plus doux que de confirmer et de consacrer cette vieille amiti'e de plus de vingt ans par les rapports nouveaux qui vont s’'etablir entre nous.
En appelant sur vous, ch`ere enfant, toutes les b'en'edictions du Ciel, laissez-moi vous embrasser avec une tendresse d’affection qui ne demande qu’`a se constater.
Ф. Тютчев
Петербург. 2 ноября 1868
Мне очень совестно, любезная и милая Ольга Николаевна, что вы меня опередили. Ибо, конечно же, я должен был взять на себя почин в нашей переписке, хотя бы затем, чтобы поблагодарить вас за вашу любовь к Ивану и за то доверие, какое вы ему оказали. Пусть милый мальчик оправдает и то и другое. Вот чего я вам от души желаю. Нужно ли мне уверять вас в том, что, говоря это, я говорю от лица всей семьи и что ваше счастье отныне неразрывно связано с нашим.
Соблаговолите, прошу вас, донести смысл моих слов до ваших дражайших родителей*, которых я с давних пор привык любить и уважать. Ничто не могло быть для меня более отрадным, чем укрепить и освятить эту старую, более нежели двадцатилетнюю дружбу новыми отношениями, которые теперь установятся между нами.
Призываю на вас, милое дитя, благословение Неба, позвольте мне обнять вас с искренной нежностью, которая только того и ждет, чтобы выказаться на деле.