Том 6. Письма 1860-1873
Шрифт:
В иностранной же политике, почти никого здесь не занимающей, наиболее заметное сейчас явление — католическое движение в Германии*, которое сильно будоражит и волнует, но если к чему и приведет, то лишь к еще большему раздору и беспорядку. Так есть в мире еще два или три начинания, обреченные на провал из-за отсутствия необходимой поддержки, которую мы могли бы и должны были бы им оказать и которой мы их лишаем по причине нашей нравственной и умственной инертности, нашего поистине омерзительного окостенения. А любопытно было бы знать, какого отчета от нас потребуют, и может быть очень скоро, за все эти неудачи, за все эти провалы, в коих мы повинны? — Да, притча о нерадивом рабе, зарывшем свой талант, словно бы для нас писана*.
Прощай, моя милая дочь. Есть ли новости от Дарьи, и где она? Господь с вами.
Петербург. 16 октября <18>71
Друг мой, Иван Сергеевич. Мне трудно было бы вам выразить, с каким нетерпением все мы здесь ждем вашей статьи*. Все чувствовали здесь, что первое русское слово по этому вопросу по праву принадлежало вам, и все радуются теперь, что слово это будет сказано… Но из чего вы взяли, что мое воззрение на происходящее движение расходится с вашим? Мне кажется, изо всего мною писанного в последнее время, и к вам и к Анне, вы должны были бы прийти к совершенно противуположному заключению. — Нет, никто, смело скажу, сознательнее не убежден, чем я, что весь смысл современного движения исключительно определится его отношением к Вселенскому православию. — Поймут ли эти протестующие против папской власти, что только именем Вселенской православной церкви они законно и авторитетно могут протестовать против нее, что иначе их протест не что иное, как личное мнение, т. е. новый вид уже раз не удавшегося протестантизма, и что на этом уже подорванном основании все движение должно непременно оказаться несостоятельным, т. е. разрешиться или возвращением к Римской курии, или присоединением к одному из толков протестантского учения, и что этот последний исход не будет меньшим торжеством для Рима, чем первый. — Все это неоспоримо — и с нашей стороны должно быть высказано самым положительным образом.
О пошлом раболепстве перед Западом не может быть и речи — где бы то ни было, в Москве ли, в Петербурге ли, это совершенно безразлично. — Но есть чувство человеческой справедливости, не говоря уже о еще высшем чувстве христианской любви. Вот в силу-то этих побуждений нельзя не признать, что в совершающемся кризисе усилие и жертва, требуемые от участвующих в оном, суть самые громадные, которые когда-либо возлагались на человеческую природу, что факт отречения от тысячелетней истории, если оный состоится, будет фактом беспримерным — и что вследствие уже одной этой громадности факта можно, пожалуй, отчаиваться в возможности его осуществления. — Вот это-то сознание, кажется мне, должно определить и наше отношение к делу. — Не к нам они возвратятся, а к православию, к Вселенскому православию, а между им и нами куда какой огромный промежуток, так что не худо было бы нашею предварительною исповедью в наших собственных грехах — страшных грехах опущения — вызвать и их на исповедь их прошедшей греховности. Всего старательнее должны мы избегать — для успеха дела — всё, что имело бы вид, что мы — сознательно или бессознательно — отождествляем православие с нашею историческою личностию, и для того мне хотелось бы, чтобы при данном случае мы чистосердечно высказали бы, во всеуслышание, все наши раны и все наши немочи, — но, конечно, оглашение подобной исповеди едва ли бы могло состояться в правительственной русской области…
Теперь два слова о способе издания вашей статьи. Я говорил об этом с Осининым*, и вот к какому мы пришли заключению. Немецкий текст можно бы было прямо отправить в редакцию «Рейнского Меркурия», и хотя Осинин нимало не сомневается в его готовности к содействию, но он говорил, что он знает наверное, что редакция вышесказ<анной> газеты завалена материалом и поэтому появление вашей статьи может быть от этого замедлено или, во всяком случае, будет печататься по частям, что повредило бы совокупному впечатлению. По-моему, целесообразнее было бы напечатать немецкий текст в Берлине, у Бока, и разослать несколько экземпляров ко всем первенствующим личностям движения, на которые Осинин нам укажет, а в числе их и в некоторые редакции сочувственных газет, что всего вернее и всего ближе поведет к ознакомлению немецкой публики с предлагаемой ей брошюрою. — Но все это должно быть сделано скоро и безотлагательно.
Здесь, еще раз, мы с крайним нетерпением ждем вашей посылки, — будут чтения, и не в одном, а в разных кружках — первое, я полагаю, у кн. Оболенского, которому я вчера передал письмо ваше… Ревностное содействие Анны я вполне понимаю и разделяю. Что ее перевод будет очень хорош, в том не сомневаюсь, вот что значит родиться немкою…* Следовало бы поспешить и чешским переводом — там ваше семя упадет, конечно, не на камень и никакие птицы
Плетневой А. В., 10 февраля 1872*
Ce jeudi
Merci de votre sollicitude, — non, certes, votre pr'esence ne me fatigue pas, pas plus que l’air ext'erieur ne m’aurait fatigu'e, si j’eusse 'et'e en 'etat d’aller le chercher. Mais lorsque vous vous donnez la peine de monter mon escalier, je veux au moins avoir tout le b'en'efice de ce g'en'ereux effort, et jouir en plein sans diversion et tiraillement de votre ch`ere pr'esence. Ce qui est si difficile `a r'ealiser pour un pauvre diable de malade qui, `a moins d’^etre enti`erement reclus, se trouve forc'ement livr'e `a la charit'e de tous ceux qui viennent le visiter. Il est un peu dans la position des d'etenus le jour o`u le public est admis `a visiter les prisons…
Depuis hier, il y a un mieux sensible. Mais la d'ebilit'e dans les pieds est encore telle que je ne puis encore appuyer le pied `a terre, les muscles ont perdu tout leur jeu. Ma pauvre Marie n’est pas mieux, hier elle a m^eme eu plus de fi`evre. C’est l`a le point noir, grossissant sur mon horizon…
Les Aksakoff nous quittent aujourd’hui. Ils d^inent chez nous et partiront ce soir.
N’est-ce pas hier qu’<on> a d^u avoir le bal des 'etudiants. J’aime `a croire que tout s’est bien pass'e. Eh bien, encore cette fois, `a l’occasion de ce bal, la tenue de votre fils m’a beaucoup plu*. J’aime en lui cette premi`ere inspiration, toute spontan'ee, toute de science, de sens droit et d’'equit'e… C’est l`a ce qui pare le mieux la jeunesse et t'emoigne le plus en sa faveur, surtout de nos jours. — Et `a titre d’'echantillon du contraire je n’ai pas manqu'e de raconter `a quelques personnes les proc'ed'es de votre fameux Петя* qui vous somme de continuer `a lui rendre service, tout en vous d'eclarant qu’il s’affranchit de la reconnaissance, comme 'etant contraire `a ses principes. Quel parfait idiot.
Et l’enfant malade, comment va-t-il?
Et le flot de la vie coule toujours, emportant p^ele-m^ele tout ce qui nous occupe, nous inqui`ete ou nous rassure, nos esp'erances et nos terreurs, le deuil d’aujourd’hui et la f^ete de demain, — l’incident de la semaine et une histoire de plusieurs si`ecles. Ce serait `a en avoir le vertige, si l’on n’'etait pas emport'e aussi avec tout le reste. — Dieu vous garde.
Четверг
Благодарю за вашу заботу, — нет, ваше присутствие меня ничуть не утомляет, как не утомил бы меня вольный воздух, будь я в состоянии по нему прогуляться. Но раз уж вы не почитаете за труд взбираться по моей лестнице, мне хотелось бы, по крайней мере, извлечь всю выгоду из этого благодетельного усилия и вволю насладиться вашим милым присутствием без того, чтобы меня то и дело отвлекали и дергали. А это так трудно осуществить несчастному больному, который, не будучи затворником, поневоле зависит от милости тех, кто заходит его навестить. Его положение сродни положению узников в тот день, когда к ним допускают посетителей…
Со вчерашнего дня мне заметно лучше. Однако в ногах еще такая слабость, что я не могу ступить на пол, мышцы совсем перестали действовать. Моей бедной Мари не легчает, вчера ее даже еще сильнее лихорадило. Вот черная точка, разрастающаяся на моем горизонте…
Аксаковы сегодня нас покидают. Они обедают у нас и вечером отбудут.
Вчера, мне помнится, должен был состояться студенческий бал. Надеюсь, все прошло хорошо. В связи с этим балом хочу, кстати, повторить, что мне очень понравилось, как держится ваш сын*. Мне импонирует в нем это юное воодушевление, столь непосредственное, все дышащее знанием, прямотой и справедливостью… Это то, что прежде всего украшает молодежь и свидетельствует в ее пользу, особливо в наше время. — А для иллюстрации обратного я не преминул рассказать кое-кому о вашем пресловутом Пете*, который требует от вас бесконечных услуг и при этом заявляет, что освобождает себя от благодарности, ибо она противна его принципам. Сущий идиот.
Как там больное дитя, поправляется ли?
А поток жизни мчится и мчится, унося с собой без разбора все, что нас занимает, беспокоит или успокаивает, наши надежды и наши страхи, сегодняшнее горе и завтрашний праздник, — происшествие недели и историю многих веков. От этого голова могла бы пойти кругом, если бы и мы не неслись вместе со всем сущим. — Да хранит вас Господь.
Аксаковой А. Ф., 11 июля 1872*