Том 6. Письма
Шрифт:
Обними отца и Петэ. — Отец — И. И. Болдовкин. Петэ — так в домашнем кругу называли брата П. И. Чагина В. И. Болдовкина.
Соня. — «Приезжайте в Баку!» — приглашал Есенина и С. А. Толстую Чагин в письме от 4 июля 1925 г. (Письма, 350).
228. С. А. Толстой-Есениной. 7 (?) июля 1925 г. (с. 218). — НЖ, 1972, кн. 109, с. 164 (публ. Г. Маквея).
Печатается по автографу (ГЛМ).
Датируется предположительно с учетом смысловой и ситуационной переклички текста записки и пометы С. А. Толстой-Есениной на листке ее перекидного календаря 7 июля 1925
Я в Гизе…— т. е. в Государственном издательстве РСФСР, где А. А. Берзинь служила редактором сектора крестьянской литературы.
229. С. А. Толстой-Есениной. 15 июля 1925 г. (с. 218). — Хроника, 2, 352.
Печатается по подлиннику телеграммы (ГЛМ).
Датируется по телеграфному бланку.
… скоро увижу…— Есенин вернулся в Москву из Константинова 16 июля. В этот день С. А. Толстая-Есенина пометила на листке своего перекидного календаря: «Приехал Серг<ей>» (ГМТ; журн. «Наше наследие», М., 1995, № 34, с. 62).
230. А. А. Берзинь. До 25 июля 1925 г. (с. 218). — ЛР, 1965, 1 окт., № 40, с. 22 (публ. Б. М. Шумовой).
Печатается по автографу (ГЛМ).
Датируется по содержанию.
… чтоб она взяла деньги из «Красная новь». — В № 5 Кр. нови за 1925 г. были опубликованы стихотворения «Песня», «Золото холодное луны…», «Заря окликает другую…», «Ну, целуй меня, целуй…», а в № 6 — стихотворение «Синий май. Заревая теплынь…»
Она получила деньги, купила себе платье, ночью ей еще шила портниха…— Схожую историю, связанную с получением денег в журн. «Октябрь», рассказывала в «Воспоминаниях о Есенине» Г. А. Бениславская: «Однажды он послал Катю в Госиздат за деньгами к Анне Абрамовне. Она получила больше, чем предполагал С. А. На радостях накупила пудры „коти“, одеколон и пр. <…> С. А. спросил, сколько она получила. Узнав, что больше предполагавшейся суммы, задумался, потом вдруг обозлился и поднял крик, чуть не выкинул все купленное, отчаянно ругал Катю за то, что она его продает и предает» (Материалы, с. 67).
Позвоните Марку…— М. Н. Мейчику.
231. Н. К. Вержбицкому. До 25 июля 1925 г. (с. 219). — Вержбицкий, с. 74, в извлечениях; полностью — Есенин 5 (1962), с. 209–210, где опубликовано по автографу (см.: Есенин 5 (1962), с. 381).
Печатается по этому изданию. Местонахождение автографа ныне неизвестно.
Датируется по содержанию с учетом времени отъезда Есенина с С. А. Толстой на Кавказ.
Все, на что я надеялся, о чем мечтал, идет прахом. ~ Семейная жизнь не клеится…— Перед отъездом на Кавказ Есенин устроил «мальчишник». «Невеселым был „свадебный пир“ у Сергея Есенина! — вспоминал С. Б. Борисов. — И вина было вдосталь, и компания собралась сравнительно дружная, все знакомые друг другу. А потому, что у многих было какое-то настороженное состояние, любили все Сергея (я что-то вообще не встречал врагов Есенина, завистников — да, пакостников по глупости своей — тоже, но врагами их счесть нельзя было), и поэтому у всех: Залегла забота в сердце мглистом.
Сергея оберегали — не давали
… хочется к тебе, в твою тихую обитель на Ходжорской, к друзьям. — Вержбицкий проживал в Тифлисе, где снимал квартиру в доме № 15 по Коджорской (так правильно!) улице. «Здесь поэт и поселился <в окт. 1924 г.> — подальше от соблазнов, от шумных гостей, от городской сутолоки, — вспоминал Вержбицкий. — Коджорская улица круто изгибалась по склону горы. Сверху к ней сбегали узкие тропки, а еще выше вилось и петляло среди скал шоссе, по которому ездили в дачную местность Коджори.
С Коджорского шоссе открывался вид на весь город, расположившийся в длинном, широком, со всех сторон закрытом горами ущелье, по дну которого змеилась Кура» (Восп., 2, 211).
Когда приеду, напишу поэму о беспризорнике ~ на эту тему. — «В газете появилась заметка о том, что в Тифлисе открылся коллектор для беспризорных, откуда их будут направлять в детские дома и колонии, — вспоминал Вержбицкий. — Есенин захотел во что бы то ни стало посетить это учреждение. <…>
Когда мы пришли в коллектор <в нояб. 1924 г.>, Есенин смело распахнул двери и быстрым шагом вошел в довольно грязное и неуютное помещение. <…>
Есенин начал с того, что очень правдиво рассказал, как он сам был беспризорником, голодал, холодал, но потом нашел в себе силы расстаться с бродяжничеством, подыскал работу, выучился грамоте и вот теперь — пишет стихи, их печатают, и он неплохо зарабатывает.
Кончив свой от начала до конца выдуманный рассказ, Есенин вытащил из кармана пачку дорогих папирос и стал угощать, однако не всех, а по какому-то своему выбору и без всякой навязчивости. <…>
Провожали нас до дверей всей оравой и кричали вдогонку:
— Приходите еще!
Мы вышли на улицу порядочно взволнованные.
Есенин шел большими шагами и все время говорил, как-то странно заикаясь и размахивая руками. Он говорил о том, что больше с этим мириться нельзя, невозможно дальше спокойно наблюдать, как у всех на глазах гибнут, может быть, будущие Ломоносовы, Пушкины, Менделеевы, Репины! <…>
В последние два года жизни Есенин часто говорил о своем желании написать повесть о беспризорниках, которые в те годы буквально заполонили все большие города и железнодорожные узлы. Это была его неутолимая, горестная тема» (Восп., 2, 225–228).
О другом эпизоде, связанном с беспризорниками, вспоминала Г. А. Бениславская: «Исключительная нежность, любовь и восхищение были у С. А. к беспризорникам. <…> Идем утром по Тверской. Около Гнездниковского 8-10 беспризорников воюют с Москвой. Остановили мотоциклетку. В какую-то „барыню“, катившую на лихаче, запустили комом грязи. Остановили за колеса извозчика, задержав таким образом автомобиль. Прохожие от них шарахают<ся>, торговки в панике, милиционер беспомощно гоняется за ними, но он один, а их много. „Смотрите, смотрите, — с радостными глазами кричит С. А., — да они все движение на Тверской остановили и никого не боятся. Вот это сила. Вырастут — попробуйте справиться с ними. Посмотрите на них: в лохмотьях, грязные, а все останавливают и опрокидывают на дороге. Да это ж государство в государстве, а ваш Маркс о них не писал“. И целый день всем рассказывал об этом государстве в государстве» (Материалы, с. 92).