Том 6. Письма
Шрифт:
« Умрешь — похоронят, сгниешь и не встанешь» (так пели вечером~ « Налей, налей, товарищ»… — Речь идет о песенном варианте стихотворения А. П. Серебрянского «Вино» («Быстры, как волны, дни нашей жизни…», 1830-е годы), список которого, наряду с «Тройкой» Некрасова, есть в упомянутой выше тетради XIX века. Процитировано по памяти; у Серебрянского — «Умрешь — похоронят, как не был на свете; / / Сгниешь — не восстанешь к беседе друзей» (в кн. «Песни и романсы русских поэтов», М.; Л., 1965, с. 533). См. также «Новейший полный песенник, содержащий в себе песни, романсы и стихотворения
Анюта— А. Сардановская, дальняя родственница о. Ивана (И. Я. Смирнова), ровесница и подруга Бальзамовой, вместе с которой они приехали в дом священника на праздник 8 июля 1912 г. Совместная фотография подруг не раз воспроизводилась в печати (см., напр., Письма, второй вкл. л. между с. 128 и 129).
… это сочинил Серебрянский~ безвременно отживший. — Подробности биографии А. П. Серебрянского Есенин мог узнать из биографического очерка «А. В. Кольцов», предпосланного произведениям поэта в кн.: Кольцов 1911, с. XXI и XVIII. Эта книга была в личной библиотеке Есенина; ныне хранится в ГМЗЕ.
Привет Анюте, Симе и маме их. — Имеются в виду А. Сардановская, ее родная сестра Серафима и их мать В. В. Сардановская.
5. М. П. Бальзамовой. Конец июля 1912 г. (с. 11). — Журн. «Москва», 1969, № 1, с. 216 (неполностью, с неверной датой); ЕиС, с. 257–258 (полностью, с другой неверной датой).
Печатается по автографу (ГМЗЕ).
Датируется с учетом содержания п. 6 (см. ниже реальный коммент.). Первая адекватная датировка — Есенин 6 (1980), с. 11.
Зачем, зачем тебе знать нужно, Маня, о том, что я сделал? — Есенин все же уступил просьбам М. Бальзамовой: его рассказ о случившемся см. в п. 11.
Меня терзают такие мелкие и пустые душонки, напр<имер>, как Северовы…— «Две миловидные барышни Северовы» (определение Н. А. Сардановского: Панфилов, 2, 99) — Александра и Елизавета — были дочерьми священника села Шехмино Рязанской губернии (установлено А. Д. Панфиловым; см. его кн. «Нинесе», М., 1990, с. 108) и частыми гостьями в доме о. Ивана. Очевидно, в июле 1912 г. они гостили в Константинове и (судя по тону реплики Есенина) немало докучали ему.
… не ккому и голову склонить, а если и есть~ такие лица~ их очень-очень мало~ одно или два. — Здесь почти наверняка подразумеваются Г. Панфилов и сама М. Бальзамова.
Мать нравственно для меня умерла уже давно, а отец~ находится при смерти…— Гиперболизм этого суждения можно вполне объяснить высокой интенсивностью душевных переживаний юноши в тот момент — ведь это письмо, как и некоторые другие письма Есенина 1912–1913 гг., относится к категории писанных «не в духе» (п. 4, с. 11 наст. тома), в «угнетенном настроении» (п. 9, с. 16 наст. тома) или в состоянии «разлаженности» (п. 19, с. 32 наст. тома).
Широко известно, что, повзрослев, Есенин постоянно помогал, чем мог, матери и отцу и заботился о них. Сам же он с раннего детства был лишен родительской ласки и заботы. Сестра поэта Е. А. Есенина вспоминала: «Мать пять лет не жила с нашим отцом, и Сергей все это время был на воспитании у дедушки и бабушки… Сергей, не видя матери и отца, привык
Все эти обстоятельства, скорее всего, и стали причиной горьких слов юноши. См. также п. 237.
Что касается отца, то, независимо от всевозможных разногласий с ним (особенно частых в 1912–1913 гг. — см. пп. 14, 19, 26), Есенин постоянно говорил о нем немало хорошего. По свидетельству Н. А. Сардановского, «даже в периоды полного разлада с отцом <…> приходилось слышать о нем от Сергея восторженные отзывы. По его словам выходило, что папаша его и красавцем был в молодости, и очень умен, и необычайно интересен как собеседник (я бы сказал, что Александр Никитич действительно даром хорошей разговорной речи обладал). Свой первый гонорар <…> Есенин целиком отдал отцу…» (цит. по: Есенин 6 (1980), с. 238).
… я уезжаю и адреса точного не могу тебе дать. — Отсюда следует, что комментируемое письмо написано перед отъездом Есенина из Константинова. В то же время в п. 6 (с. 13 наст. тома) есть такие слова: «Перед моим отъездом недели за две — за три у нас <т. е. в Константинове> был праздник престольний…» (который, как уже упоминалось, приходился на 8 июля). Из сопоставления этих фактов явствует, что данное письмо, бесспорно, написано в третьей декаде июля 1912 г. (скорее всего, ближе к концу месяца).
6. Г. А. Панфилову. До 18 августа 1912 г. (с. 12). — ВЛ, 1960, № 3, март, с. 130–131 (публ. Е. А. Динерштейна; с неточностями и с датой: «Конец июля — начало августа 1912 г.»).
Печатается по автографу (РГБ), имеющему помету адресата: № 6.
Датируется, исходя из следующих соображений: здесь Есенин указывает не свой, а отцовский почтовый адрес («Москва. Щипок. Магаз. Крылова. Ал. Никит. Ясен., и для меня»), потому что в тот момент он еще не имел собственной московской прописки, полученной им 18 авг. 1912 г. (факсимиле хранящегося в ГАРФ документа с указанием этой даты — Прокушев-63, с. 144). Первая адекватная датировка — Есенин 6 (1980), с. 12.
Письмо твое я получил.~ Я вижу, тебе живется не лучше моего~ не с кем разделить наплывшие чувства души…— Судя по этим словам, письмо, о котором идет речь, было ответом на не известное ныне письмо Есенина (по нумерации адресата — пятое). См. ниже, кроме того, коммент. к словам: «Здоровье мое после 20 лучше».
Г. Панфилов, в отличие от Есенина, жил с родителями, но, как в любой семье, и здесь не обходилось без размолвок. Отец Гриши А. Ф. Панфилов так написал Есенину после кончины сына об отношениях с ним: «Правда, у меня с ним иногда выходила неприятность и разногласие по религии, может быть, этим я его сильно оскорблял, но любил я его чистою и святою отцовскою любовью» (Письма, 194).