Том 7 (доп). Это было
Шрифт:
Помните все, у кого не пропала память: в субботу, 12 марта, в 9 час. вечера – и до утра! – помочь!
Salon Victor Hugo 46-bis, rue St. Didier.
Русские артисты – русским безработным – «Возрождение».
(Возрождение. 1927. 11 марта. № 647. С. 2)
Подвиг
Вечная память павшим в Китае русским героям.
Было время, когда жертва жизнью во имя Добра и Правды считалась героизмом. Человечество хранит память о доблести и жертвенности – «во имя». Памятники сему стоят по всему миру.
Но вот, на этих днях, мы явились, при посредстве телеграфного агентства, свидетелями подвига за Правду, за Культуру, за идею. Горсть офицеров, белых русских офицеров, самоотверженно билась с красными полчищами в Китае и, покинутая всеми, дралась, до последнего патрона. Дралась на глазах благоразумных европейцев, тысячами засевших с пушками и пулеметами за проволоку, под прикрытием грозных броненосцев, на своей так называемой «концессии», и не пошевельнувшихся, когда перед их глазами их бывшим союзникам, никогда им не изменявшим, русским офицерам, – рубили головы, втыкали на штыки и носили, как торжество.
Кто эти русские офицеры – мы знаем; не могут не знать и европейцы. Они боролись за честь России, спасая и Европу. Боролись с Красным Интернационалом, воплощением Зла в мире. Вынужденные оставить родину, они унесли с собою несломленную идею – свою Правду. И вот, когда Красный Интернационал, разжигая пожар в Китае, уже угрожает миру, эти русские офицеры в китайском океане не остались только свидетелями: они вступили в борьбу с беспощадным своим врагом и, сражаясь в рядах китайских националистов-белых, – сражались за свое дело, за свою Правду, за поруганную Россию, за христианскую культуру.
И вот, картина потрясающая, можно сказать даже – небывалая!
Вооруженные по последней военной технике, с броненосцами, газами, аэропланами, пулеметами, пушками, двадцать тысяч здоровых европейцев благоразумно окопались и ощетинились на своем добре. Засели и объявили – просто-коммерчески:
– Не троньте нас, и мы вас не тронем. И ни в чем вам мешать не будем. Можете вытворять, что вам угодно: рубить кому захотите головы, – и сколько захотите! – надевать на штыки, носить; убивать, жечь, насиловать, – а мы умываем руки. Если к нам будут прорываться, ища защиты, мы будем отнимать оружие и выгонять на расправу к вам, – только нас не трогайте, и мы договоримся. Мы приехали торговать и промышлять, а не воевать. Если не очень шумно, можете погонять и, вообще… наших миссионеров, но только мы должны вывезти в безопасное место наших детей и женщин, а с не нашими можете…
Словом, все, что нам хорошо известно – по России.
Уже девять лет льется русская кровь, и всячески расхищается Россия, а народы, считающие себя культурными, помогают этому расхищению и убиванию. Девять лет террора и рабства, а виновников неслыханного в мире зверства культурные народы признают себе равными, всячески с ними договариваются, приглашают в гости и скупают у них чужое, добытое разбоем. Это в порядке вещей и вошло в нравы европейцев. Идеалы забыты и опрокинуты, хотя памятники еще стоят. И вовсе теперь не странно, что европейцы и пальцем не шевельнули, когда перед их глазами, перед их броненосцами и пушками… рубили головы русским офицерам, когда-то бившимся и за них, сидящих теперь за проволочными сетями: лишь бы не трогали их самих, устроившихся на своем скарбе.
Удивительно не это. Скарб для современного европейца – все. На этом стоит – или сидит – современная культура.
Удивительно
Когда горсть русских офицеров, наших братьев и сыновей, которым уж и деваться некуда, вступает в последний бой под невидимым своим знаменем оскорбленной российской чести, защиты последнего святого, что есть у человека, – Правды, которая так ясна, вступает в борьбу отчаяния на чужой земле, отдавая последнее свое – жизнь, и зная, что уже не увидит победы, которая придет когда-то, которая должна прийти, – вступает в последний бой, чтобы доблестно завершить полную ужаса и муки смертной скорбную жизнь свою, – в это время находятся люди в Зарубежье, находятся органы печати, вольно или невольно искажающие благороднейшее движение души, извращающие истинную цену пролитой крови! Вот что и удивительно, и страшно. Людей долга и подвига, сохранивших в скитаниях честь и благородство русского имени, павших в борьбе с Красным Интернационалом, чумою человечества, – называют «сохранившими до конца „верность знамени“ Чанг-Чун-Чанга» (!) – «борцами за „правое дело“ (именно так, в кавычках!) китайских генералов»!..
Вот это – страшно.
Так расценивать жертву русскою кровью в мятущемся Китае, давать такое наименование жертве за высокую цель – Идею, пользоваться высоким подвигом для политических состязаний в слове, в мелкой борьбе на месте… – это надо называть воистину удивительным и страшным, и чуждым совестливой и чуткой печати русской.
Пожалеть надо, но не та к. Не так, как пожалели некоторые мира, из народа чистого, драгоценного, который возлила женщина на ноги Христа.
«Истинно говорю вам: где ни будет проповедано Евангелие в целом мире, сказано будет, в память ее, и о том, что она сделала!» (Матф. 26, 13).
Отдали жизнь свою, приняли муки, «возлили миро драгоценное»…
Практикам – это недоступно.
Надо пожалеть, что еще и еще пролилась драгоценная русская кровь, пролилась на чужой земле. Надо щадить ее, надо хранить ее бережно героям до дня, когда потребует ее для себя – Россия. Но нельзя не понять высоких побуждений, о которых не говорят, которые проявляют подвигом, – страшным, простым, как смерть! Те, отдавшие жизнь за Правду, не могли поступить иначе, оставаясь верными до конца. Когда мудрые европейцы сидели, окопавшись, на чужой территории, на своем добре-скарбе, русские «неразумные» изгнанники, русские белые офицеры показали перед всем светом, как и за что надо биться и умирать, если ты человек, а не торгаш. И, сражаясь под знаменем Чанг-Чун-Чанга, сражались под своим знаменем. Сражались за свое, – и за человеческое – а не «за „правое дело“ китайских генералов»! Им – честь, а позор тем, кто сидит на своем добре-скарбе, за проволочной сетью, смотрит, как рубят головы, и умывает руки, продолжая привычное – до конца.
Более потрясающего примера самоотверженности и благородства – и, с другой стороны, благоразумной черствости и расчета невозможно себе представить.
Наше время можно назвать, поистине, – величайшим духовным мелководьем. И если бы не являлись по временам в этой бездушной человеческой пустыне примеры высоких душ, надо бы было сказать бесповоротно: кончилась великая обедня, пришел базар!
Март, 1927 г.
Севр
(Возрождение. 1927. 27 марта. № 663. С. 2)
«Снова напоминаю вам…»
Так обращается ко всем нам Глава Зарубежной Церкви Митрополит Евлогий:
«Снова напоминаю вам о наших инвалидах, снова прошу протянуть им братскую руку помощи».
Просит Пастырь!
Просит Комитет Союза Инвалидов, печать, деятели общественных организаций, писатели…
Просит – «во имя чести» – свое правительство, за русских инвалидов, депутат Палаты Mr. Pierre Taitinger. Его статью – «Une dette sacret», в «National» (№ 17), «пасхальную», надо бы знать всем русским. Сильная достойная статья!