Том 7. Пьесы
Шрифт:
Вера. Давно пора.
Надя. Ни за что не догадаешься за кого. За Мишу Бурьянова. Удивлена?
Вера. Вот уж ничуть. С его стороны было бы довольно глупо, если бы он на тебе не женился. Да, кроме того, это его прямая обязанность.
Надя. Вера, что ты говоришь! Я ничего не понимаю. Почему… обязанность?
Вера. А как же? Мы его все время материально поддерживали, пока он учился. Теперь всячески вытягиваем его повесть.
Надя. Но я не понимаю, зачем надо вытягивать? У Миши очень хорошая повесть. Он мне рассказывал сюжет. Прекрасная, очень современная вещь.
Вера. Провинциалка, сразу видно, что ты у бабушки на даче воспитывалась. Ты еще в таком телячьем возрасте, когда у тебя все хорошее, все прекрасное. А повесть так себе. Таких повестей мы читаем в месяц тысяч на пять. Так что не обольщайся.
Надя. То, что ты говоришь, ужасно и несправедливо.
Вера. Нет, это справедливо, хотя и не так уж ужасно, как тебе кажется. Имей в виду, что твой Миша совсем не дурак. Быть зятем Корнеплодова — о, это, знаешь ли…
Надя. Ты говоришь страшные вещи. Это неправда. Он совсем не такой.
Вера. Да ты не волнуйся. Ты, конечно, не красавица, но далеко и не дурнушка. Ты молоденькая, смазливенькая, с образованием. Это не может не нравиться. Я не сомневаюсь, что он совершенно искренне в тебя влюблен. У него губа не дура.
Звонит телефон.
Алло. Он на редсовете. (Наде.)Он тебе сделал предложение?
Надя. Нет, ты, положительно, стала разговаривать как мама. Уже давно никто никому не делает предложения.
Вера. А что же делают?
Надя. Будто ты сама не знаешь. Гуляют. Рассказывают друг другу о своей жизни, о детстве, о переживаниях. Строят планы. Ты знаешь, Вера, я так ужасно волнуюсь. А то, что ты мне сказала, — это пошлая ерунда. Сегодня мы с ним три часа ездили в метро по всем станциям. Мама говорит, что он чем-то напоминает нашего папку в молодости. Правда, он красивый?
Вера. Ничего не скажешь. Хорош. Вы будете вполне приличная пара. Если ты его, конечно, будешь держать в руках. Такого парня надо крепко держать в руках. А в целом — я тебе завидую.
Надя. Твой ветеринар тоже хорошенький. В нем есть много симпатии. Только ты слишком строго его держишь.
Вера. Он оказался лапша. От него никакой пользы для дома. Мы его поддерживали, вытягивали, помогли ему закончить дипломную работу, а он все чем-то недоволен, все что-то о себе воображает. Вообще я разочарована.
Надя. Вера, ты его не любишь?
Вера. Во всяком случае, я с ним не вышиваю
Надя. Бабушка рассказывала: когда-то, еще при рабовладельческой формации, жили три сестры — Вера, Надежда, Любовь и их мать Софья, что значит «мудрость». Так вот, у нас в доме Вера, Надежда и Софья есть, а Любви нету. Оттого все такие злые.
Корнеплодова (за сценой). Собаку кормили?..
Надя. Вот идет наша мудрость.
Корнеплодова (входит). Отец не возвращался?
Надя. Нет еще. Ты чем-то расстроена?
Корнеплодова. Не расстроена, а разъярена. Каждый день в этом союзе выдумывают какие-нибудь новые глупости. Лишь бы оправдать свое существование. Твой ветеринар ездил к Сироткину?
Вера. Ездил. Сироткин сказал, что еще дня два может подождать билета.
Корнеплодова. Хорошо. Хамы. Не понимают, с кем имеют дело. (Подходит к столу, перебирает почту.)Четыре повестки на заседание и два пригласительных билета. Перевод из художественного издательства, перевод из журнала… А третьего перевода, из лекционного бюро, не приносили?
Вера. Нет, наверное, завтра принесут.
Корнеплодова. Звонки были?
Вера. Каждые пять минут. Все время отца спрашивали.
Корнеплодова. Конечно! Евтихий Корнеплодов всем нужен. А когда что-нибудь срочно нужно Евтихию Корнеплодову, то потрудитесь подождать.
Бурьянов входит.
А, Михаил Васильевич?
Бурьянов. Здравствуйте, Софья Ивановна, Вера Евтихиевна, а кое с кем мы уже, по-моему, сегодня виделись, не правда ли, Надежда Евтихиевна? (Корнеплодовой.)Позвольте презентовать. (Протягивает газету.)Заметка о юбилее, вот.
Корнеплодова. Четвертая полоса. Хроника. Маловато.
Бурьянов. Зато на двух колонках. Первая ласточка. А дальше пойдет и пойдет. Не сомневайтесь. У меня есть в редакции дружок-неудачник. Готовится интервью и портрет на полторы колонки. Эту заметку непременно надо вырезать и — в архив Евтихия Федоровича. Такая дата, нельзя!
Корнеплодова. Спасибо, Михаил Васильевич, у вас редкая способность всегда делать мне приятное.
Бурьянов. Ай-яй-яй, Софья Ивановна. Опять «вы», и опять «Михаил Васильевич». Может быть, для кого-нибудь уже и Михаил Васильевич, а для вас я всегда Миша или даже лучше — Мишка. Я ведь никогда не забуду, чем обязан вам и всему вашему семейству.