Том 7. Последние дни

Булгаков Михаил Афанасьевич

Пауза.

Саввич. Аврора… Аврора! Этого не может быть. Что вы делаете? Мы были рождены друг для друга.

Аврора. Нет, Фердинанд, это грустная ошибка. Мы не рождены друг для друга.

Саввич. Скажите мне только одно: что-нибудь случилось?

Аврора. Ничего не случилось. Просто я разглядела себя и вижу, что я не ваш человек. Поверьте мне, Фердинанд, вы ошиблись, считая нас гармонической парой.

Саввич.

Я верю в то, что вы одумаетесь, Аврора. Институт Гармонии не ошибается, и я вам это докажу! (Уходит.)

Аврора. Вот до чего верит в гармонию! (Зовет.) Рейн!

Рейн входит.

Извините меня, пожалуйста; вот мой разговор и кончен. Налейте мне, пожалуйста, вина. Пойдемте в зал.

Рейн и Аврора уходят.

Милославский (входит задом). Нет, мерси. Гран мерси. (Покашливает.) Не в голосе я сегодня. Право, не в голосе. Покорнейше, покорнейше благодарю.

Анна (вбегает). Если вы прочтете, я вас поцелую.

Милославский. Принимаю ваши условия. (Подставляет лицо.)

Анна. Когда прочтете. А про спирт вы наврали — он страшно пьяный.

Милославский. Я извиняюсь…

Радаманов (входит). Я вас очень прошу — сделайте мне одолжение, прочтите что-нибудь моим гостям.

Милославский. Да ведь, Павел Сергеевич… я ведь только стихи читаю. А репертуара, как говорится, у меня нету.

Радаманов. Стихи? Вот и превосходно. Я, признаться вам, в стихах ничего не смыслю, но уверен, что они всем доставят большое наслаждение.

Анна. Пожалуйте к аппарату. Мы вас передадим во все залы.

Милославский. Застенчив я, вот горе…

Анна. Не похоже.

Милославского освещают.

(В аппарат.) Внимание! Сейчас артист двадцатого века Юрий Милославский прочтет стихи.

Аплодисмент в аппарате.

Чьи стихи вы будете читать?

Милославский. Чьи, вы говорите? Собственного сочинения.

Аплодисмент в аппарате. В это время входит Гость, очень мрачен. Смотрит па пол.

Богат… и славен… Кочубей… Мда… Его поля… необозримы!

Анна. Дальше!

Милославский.

Конец.

Некоторое недоуменное молчание, потом аплодисмент.

Радаманов. Браво, браво… спасибо вам.

Милославский. Хорошие стишки?

Радаманов. Да какие-то коротенькие уж очень. Впрочем, я отношу это к достоинству стиха. У нас почему-то длиннее пишут.

Милославский. Ну, простите, что не угодил.

Радаманов. Что вы, что вы… Повторяю вам, я ничего не понимаю в поэзии. Вы вызвали восторг, послушайте, как вам аплодируют.

Крики в аппарате: «Милославского! Юрия!»

Анна. Идемте кланяться.

Милославский. К чему это?.. Застенчив я…

Анна. Идемте, идемте.

Анна и Милославский уходят, и тотчас доносится бурная овация.

Радаманов (Гостю). Что с вами, дорогой мой? Вам нездоровится?

Гость. Нет, так, пустяки.

Радаманов. Выпейте шампанского. (Уходит.)

Гость (выпив в одиночестве три бокала, некоторое время ползает по полу, ищет что-то). Стихи какие-то дурацкие… Не поймешь, кто этот Кочубей… Противно пишет… (Уходит.)

Вбегает Услужливый гость, зажигает свет в аппарате.

Услужливый гость. Филармония? Будьте добры, найдите сейчас же пластинку под названием «Аллилуйя» и дайте ее нам, в бальный зал Радаманова. Артист Милославский ничего другого не танцует… Молитва? Одна минута… (Убегает, возвращается.) Нет, не молитва, а танец. Конец двадцатых годов двадцатого века.

В аппарате слышно начало «Аллилуйи».

Аврора. Никого нет. Очень хорошо. Я устала от толпы.

Рейн. Проводить вас в ваши комнаты?

Аврора. Нет, мне хочется быть с вами.

Рейн. Что вы сказали вашему жениху?

Аврора. Это вас не касается.

(Убегает и через некоторое время возвращается.) Это! (Убегает.)

Рейн и Аврора входят.

Рейн. Что вы сказали вашему жениху?