Том 8. Дживс и Вустер
Шрифт:
— Да, именно так. И я настоятельно вам советую, если хотите, чтобы ваш завтрашний разговор прошел мирно, как можно скорее ее умаслить.
— В каком смысле «умаслить»?
— Я бы предложил послать ей цветы. Это был бы изысканный жест. Ее любимые цветы — розы. Пошлите ей букет роз, ее адрес — Хилл-стрит, номер три, и, может быть, все сразу уладится. Я чувствую своим долгом предупредить вас, старина, что у моей сестрицы Беатрис крутой нрав, особенно если ее вывести из себя. Мой зять может с минуты на минуту вернуться из Нью-Йорка. Опасность, с моей точки зрения, состоит в том, что если не умаслить Беатрис, она не отстанет от мужа, пока он не возбудит против вас уголовное дело за гражданское правонарушение, совершение неправомерного
76
…и осыпь ты ими. — Роберт Херрик (1591–1674), «Геспериды».
77
Против (лат), юридический термин.
Я смерил нахала презрительным взглядом. Но он, разумеется, и ухом не повел.
— Жаль, что вы не подумали обо всем этом раньше, — сказал я. Надеюсь, вы понимаете, что не столько была выразительна лексика, сколько тон, каким я произнес эти слова.
— Пустяки. Я все хорошо обдумал, — сказал Люций Пим. — Вы же помните, как мы уговорились, любой ценой…
— Ладно, — сказал я, — ладно, черт с вами.
— Кажется, вы чем-то раздосадованы? — спросил Люций Пим, удивленно глядя на меня.
— Ну, что вы!
— Вот и славно, — с облегчением сказал он. — Я знал, вы поймете, что я ничего иного сделать не мог. Было бы ужасно, если бы Беатрис узнала правду о Глэдис. Наверное, вы замечали, Вустер, что любая женщина при случае гораздо более жестоко расправится с представительницей своего пола, чем с мужчиной. Поэтому вы, будучи особой мужского пола, легко выйдете сухим из воды. Килограмм-другой роз, несколько улыбок, два-три комплимента, и не успеете оглянуться, как она растает. Ловко раскиньте сети, и через пять минут вы с Беатрис будете весело болтать, как лучшие друзья. Только смотрите, чтобы при этом Слингсби-Суп не свалился вам как снег на голову. Он страшно ревнив, когда дело касается Беатрис. А теперь, извините, старина, но я попрошу вас удалиться. Доктор считает, что еще денек-другой мне не следует слишком много разговаривать. Кроме того, уже время баиньки.
Чем больше я размышлял, тем привлекательнее мне казалась мысль послать эти чертовы розы. Люций Пим мне здорово не нравился. В самом деле, если бы пришлось выбирать, кого взять в попутчики на прогулку — его или таракана-прусака, я бы наверняка предпочел таракана. Однако линия поведения, которую указал мне этот нахальный малый, была, безусловно, правильной. Его совет насчет роз показался мне разумным, и я решил последовать ему. Встав утром в десять пятнадцать, я наскоро проглотил питательный завтрак и чесанул прямо в цветочный магазин на Пиккадилли. В данном случае я не мог положиться на Дживса. Это дело требовало особого подхода. Выложив пару фунтов за необъятный букет, я сунул внутрь свою визитную карточку и отправил его на Хилл-стрит, а потом заглянул в «Трутни», чтобы немного освежиться. Так рано я нечасто позволяю себе пропустить стаканчик, но сегодняшнее утро, похоже, обещает быть не совсем обычным.
Около двенадцати я вернулся домой, прошел в гостиную, сел и стал настраиваться на предстоящую встречу. Конечно, я иду на нее с открытым
Время шло, а она все не появлялась. Наверное, миссис Суп-Слингсби не из тех, кто вскакивает чуть свет, решил я и даже немного приободрился. Мой опыт общения с дамами. свидетельствовал о том, что чем раньше они поднимаются с постели, тем более крутой у них нрав. Посмотрите, например, на мою тетю Агату, она всегда встает с петухами.
Однако не стоит думать, что это правило не имеет исключений, и спустя некоторое время мною стало овладевать беспокойство. Чтобы немного отвлечься, я достал из мешка клюшку для гольфа и начал загонять мяч в стакан. В конце концов, пусть эта Слингсби окажется такой, какой рисовалась мне в самые мрачные минуты ожидания, я по крайней мере усовершенствую свое умение загонять мяч в лунку.
Как раз когда я отрабатывал особенно изощренный удар, в парадную дверь позвонили.
Я убрал стакан и сунул клюшку за диван. Подумал, не дай Бог, эта дама застанет меня за таким легкомысленным занятием и сочтет Бертрама черствым, не способным к состраданию и раскаянию. Я поправил воротничок, одернул жилет и ухитрился изобразить на лице печальную полуулыбку, любезную, но лишенную всякого налета веселости. Выражение лица — что надо, так держать, Бертрам, подумал я, взглянув на себя в зеркало, и в это время дверь отворилась.
— Мистер Слингсби, — провозгласил Дживс, затворил за собой дверь, и мы остались один на один.
Молчание продолжалось довольно долго, о непринужденной беседе, насколько я понял, мечтать было нечего. Потрясенный тем, что вместо миссис Слингсби я увидел нечто иное, можно сказать, прямо противоположное, пагубно повлияло на мои голосовые связки. Вновь прибывший тоже, кажется, не был расположен начать легкий светский разговор. Он стоял, дерзко на меня пялился и молчал. Вероятно, каждый, кто берется "производить что-нибудь вроде непревзойденных супов, должен выглядеть именно так.
Суперсуп Слингсби был похож на римского императора — острый, проницательный взор, выдвинутый вперед подбородок. Он уставил на меня свой злобный взгляд и, если не ошибаюсь, заскрежетал зубами. Как мне показалось, мой вид почему-то вызывает у него сильное отвращение, чем, признаться, я был изрядно озадачен. Не скажу, что я сногсшибательный красавец из модного журнала, но еще не было случая, чтобы один беглый взгляд на вашего покорного слугу приводил кого-нибудь в состояние бешенства. Обычно когда человек видит меня в первый раз, он тут же обо мне забывает.
Однако я сделал над собой усилие и принялся играть роль хозяина дома.
— Мистер Слингсби?
— Вот именно.
— Только что вернулись из Америки?
— Сегодня утром.
— Раньше, чем ожидали?
— Именно.
— Весьма рад вас видеть.
— Сейчас перестанете радоваться.
Я не знал, что сказать, и только судорожно сглотнул. Кажется, теперь я понял, что произошло. Этот тип успел повидаться с женой, она ему рассказала об аварии, и он примчался сюда, чтобы объясниться со мной. Очевидно, розы не ублаготворили даму. Единственное, что мне оставалось, попытаться ублаготворить этого типа.
— Хотите выпить?
— Нет!
— Сигареты?
— Нет!
— Присаживайтесь, пожалуйста.
— Нет!
Я снова онемел. Выпить не хочет, от сигарет отказывается, сесть не желает, право, я уж и не знал, как его ублажить.
— Перестаньте ухмыляться, сэр!
Я покосился на свое отражение в зеркале и понял, о чем он говорит. Печальная полуулыбка все еще гуляла у меня на лице. Я поспешно сделал скорбную мину, и снова наступило молчание.
— А теперь, сэр, — заговорил наконец Суперсуп, — к делу. Думаю, излишне вам объяснять, зачем я здесь.