Том 8. Дживс и Вустер

Вудхаус Пелам Гренвилл

Конечно, в ту минуту я жестоко страдал, оттого что мои бедные нервы подвергались чрезмерному напряжению и, оглядываясь назад, я убеждаюсь, что был в своих суждениях слишком уж суров. Однако меня отчасти может оправдать то, что выносил я их, сидя на ветке в ночной тьме. Конечно, вы вправе думать обо мне, что угодно, но чем чаще мыслящему человеку приходится общаться с женщинами, тем более невероятным ему кажется, что этому полу вообще позволено существовать на свете.

Женщины, намой взгляд, никчемные создания. Возьмем, например, тех, кто замешан в данной истории. Начать с моей тети Агаты, более известной как бич

Понт-стрит и черепаха, кусающая людей. Ближайшую подругу тети Агаты, мисс Маплтон, я видел всего один раз, но могу с уверенностью сказать, что она и тетя Агата — два сапога пара. Бобби Уикем коварно втравливает простодушных людей в истории, вроде той, в которую сейчас влип я. А кузина Бобби Уикем, Клементина? Вместо того чтобы прилежно готовить уроки и учиться быть примерной женой и матерью, она проводит свои юные годы, набивая чернильницы шербетом…

Хорошенькая компания! Вернее будет сказать, шайка разбойников!

Только я вогнал себя в состояние крайнего возмущения женской безнравственностью и приготовился продолжать обличительный монолог, как внезапно яркий свет брызнул откуда-то снизу мне в лицо и чей-то голос произнес:

— Хо!

Это был полисмен. Во-первых, потому что при нем был фонарь, во-вторых, потому что он сказал «Хо!». Не знаю, помните ли вы мой рассказ о том, как я вломился в дом Бинго Литтла, чтобы похитить диктофонную запись невыносимо слащавой статьи, которую о нем написала его жена, и нырнул из окна кабинета прямо в лапы полицейских сил? При этом служитель закона произнес «Хо!», и пока мы с ним общались, неустанно повторял это междометие. Очевидно, полисменов специально на это натаскивают в процессе их профессиональной подготовки. В конце концов, в тех обстоятельствах, в которых они обычно общаются с людьми, не так уж и плохо сказать «Хо!», чтобы завязать беседу.

— Эй, вы! Давайте слезайте! — сказал он.

Я слез. Цветочный горшок остался наверху. Я как раз успел установить его на ветке и теперь чувствовал себя так, будто смонтировал дистанционный взрыватель. Теперь все зависело от устойчивости горшка и от того, хорошо ли он уравновешен. Если он не рухнет, то я, разыграв легкую небрежность, может быть, как-то выкручусь из этого деликатного положения. Если рухнет, объясняться будет значительно труднее, это мне было ясно. Но я даже не представлял себе, какое мало-мальски убедительное объяснение можно придумать.

Тем не менее я решил попытаться.

— А, сержант! — сказал я.

Это прозвучало неубедительно. Тогда я повторил то же самое, сделав ударение на «А!», что прозвучало еще неубедительнее. Это было недостойно Бертрама.

— Все в порядке, сержант, — сказал я.

— В порядке?

— О да. В полном порядке.

— Что вы там делали?

— Я?

— Да, вы.

— Ничего, сержант.

— Хо!

Мы оба замолчали, но наше молчание было не спокойным и благостным, которое случается, когда беседуют старые друзья, а тягостным и неловким.

— Пройдемте, — сказал сержант.

Последний раз я слышал подобные слова из уст полицейского на Лестер-сквер в вечер Гребных гонок, когда, по моему совету, мой старый приятель Оливер Рандолф Сипперли пытался стащить полицейскую каску, внутри которой находился полицейский. В тот раз эти слова адресовались Сип-пи, но все равно звучали отнюдь не привлекательно. А сейчас, когда они были обращены непосредственно

ко мне, мороз пробрал меня до мозга костей.

— Но послушайте, черт побери! — сказал я.

В эту критическую минуту, когда Бертрам, исчерпав до дна все свои ресурсы, окончательно зашел в тупик, послышались мягкие шаги, и тихий голос нарушил молчание.

— Вы их задержали, сержант? Нет, я вижу. Это мистер Вустер. Полисмен обернулся и посветил фонариком.

— Кто вы такой?

— Я личный камердинер мистера Вустера.

— Чей-чей?

— Мистера Вустера.

— Этого человека зовут Вустер?

— Имя этого джентльмена — мистер Вустер. Я у него служу камердинером.

Думаю, полицейский испытывал благоговейный трепет перед величественной манерой Дживса, но продолжал стоять на своем.

— Хо! — сказал он. — Значит, у мисс Маплтон вы не служите?

— Мисс Маплтон не нуждается в услугах камердинера.

— Тогда что вы делаете у нее в саду?

— Я разговаривал с мисс Маплтон в здании школы, и она пожелала, чтобы я вышел и удостоверился, что мистер Вустер задержал незваных гостей.

— Какие еще незваные гости?

— Подозрительные личности, которые пробирались по саду. Мы с мистером Вустером их заметили, когда вошли в сад.

— А что вы делали в саду?

— Мистер Вустер пришел навестить мисс Маплтон, которая является близким другом семьи мистера Вустера. Мы заметили, что по газону крадутся подозрительные личности. Увидев это, мистер Вустер отправил меня предупредить и успокоить мисс Маплтон, а сам остался, чтобы все разузнать.

— Но он сидел на дереве.

— Если мистер Вустер поднялся на дерево, то я не сомневаюсь, что он руководствовался лучшими побуждениями и действовал исключительно в интересах мисс Маплтон.

Полисмен тяжело задумался.

— Хо! — сказал он. — Значит так. Если хотите знать, я не верю ни слову. Нам в участок позвонили по телефону и сообщили, что кто-то влез в сад к мисс Маплтон, а я обнаружил этого парня на дереве. По мне, так вы оба и влезли в сад, и я намерен отвести вас к леди Маплтон для опознания.

Дживс благосклонно кивнул.

— Я с удовольствием готов вас сопровождать, сержант, если вы этого пожелаете. И я совершенно уверен, что то же самое могу заявить от лица мистера Вустера. Он также, я в этом убежден, не станет чинить препятствий на пути реализации ваших планов. Если вы полагаете, что по вине обстоятельств мистер Вустер оказался в положении, которое может быть названо двусмысленным или даже компрометирующим, то, естественно, его желанием будет реабилитировать себя по возможности…

— Все! — нервно сказал полисмен.

— Сержант?

— Хватит!

— Как скажете, сержант.

— Заткнитесь и пройдемте со мной.

— С удовольствием, сержант.

Должен сказать, я получил удовольствие от этой сцены, но, когда мы шли к парадной двери, на сердце было тяжело. Мне казалось, надо мной навис злой рок, и я с сожалением думал о том, что доблестные усилия Дживса, его отлично аргументированные и логично построенные доводы пропали втуне. Версия, придуманная им, даже мне местами казалась почти правдоподобной. Какая досада, что этот идиот с фонариком не попался на удочку. Вне всяких сомнений, служба в полиции калечит мозги и убивает доверие к ближнему, поэтому у всех у них дурной характер. Тут уж ничего не попишешь.