Том 8. Дживс и Вустер

Вудхаус Пелам Гренвилл

— Не может быть!

— Еще как может. Бедный больной старик до смерти бы перепугался. А придя в себя, первым делом исключил бы Бонзо из состязания и объявил Томаса победителем.

— Но Бонзо ведь не стал выть в трубу?

— Не стал, — сказала тетя Далия голосом, в котором звучала материнская гордость. — Он наотрез отказался. К счастью, мальчик сейчас влюблен, и это чувство так его изменило, что он с презрением отверг соблазн.

— Влюблен? В кого?

— В Лилиан Гиш. Неделю назад у нас в деревне, в кинотеатре «Сверкающая мечта», крутили старый фильм с ее участием, и Бонзо впервые ее увидел. После сеанса он вышел бледный, на нем лица не было, и с тех пор ведет себя все лучше и лучше. Так что опасность миновала.

— Слава

Богу.

— Да. Но теперь моя очередь. Ты думаешь, я спокойно все это проглочу? Если со мной поступают честно, я отплачу сторицей; но если они пускаются на обман, я принимаю вызов. Раз уж пошла такая грубая игра, я тоже внесу в нее свою лепту. Слишком велика моя ставка в этой игре. И я не собираюсь руководствоваться уроками нравственности, преподнесенными мне в нежном возрасте.

— Вы поставили крупную сумму?

— Если бы просто деньги! Я поставила Анатоля против судомойки Снеттишэмов.

— Боже правый! Что скажет дядюшка Томас, когда узнает, что Анатоля больше нет?

— И не говори!

— Не слишком ли большое преимущество оказывается на стороне миссис Снеттишэм? Ведь известно, что Анатоль несравненный, прославленный повар.

— Ты прав, но судомойка Джейн Снеттишэм тоже не лыком шита. Такой, как она, днем с огнем не сыщешь, Снеттишэмы сами говорили. В наши дни хорошая судомойка — такая же редкость, как подлинник Гольбейна. Кроме того, мне пришлось дать фору этой Снеттишэм. Она меня вынудила. Однако вернемся к тому, с чего я начала. Если конкуренты не брезгуют такими приемами, как искушение Бонзо, мы тоже прибегнем к подобным методам и расставим не одно искушение на пути Томаса. Так что пошли за Дживсом, и пусть он пораскинет мозгами.

— Но я не взял с собой Дживса.

— Не взял?

— Да. Он в это время года всегда ездит в отпуск, в Богнор, ловить креветок.

Лицо тети Далии выразило сильную озабоченность.

— Немедленно пошли за ним! Какая от тебя польза без Дживса, нескладеха несчастный?

Я расправил плечи и выпрямился во весь рост. Я как никто другой уважаю Дживса, но гордость Вустеров была уязвлена.

— Голова на плечах есть не только у Дживса, — холодно проговорил я. — Тетя Далия, положитесь в этом деле на меня. Сегодня к вечеру я представлю на ваше усмотрение полностью продуманный план действий. Если мне не удастся перехитрить Тоса, я съем свою шляпу.

— Чем тебе и придется удовольствоваться, если я проиграю Анатоля, — мрачно заключила тетушка.

Надо вам сказать, ее настроение очень мне не понравилось.

Расставшись с тетей Далией, я принялся изо всех сил размышлять. Вообще-то я всегда подозревал, что тетушка, хоть и выказывает мне расположение и неизменно радуется моему обществу, имеет о моих умственных способностях мнение не столь высокое, как мне бы хотелось. Уж очень часто она меня называет олухом, и если я в ее присутствии высказываю какое-то соображение, или предположение, или идею, тетушка ее встречает ласковым смехом, который меня почему-то обижает. Вот и сейчас, когда мы с ней говорили, она прозрачно намекнула, что в нынешней сложной обстановке, требующей находчивости и сообразительности, Бертрам — существо совершенно никчемное. А я намерен был ей доказать, что она сильно меня недооценивает.

Вы поймете, чего на самом деле стоит Бертрам, если я вам скажу, что не успел я пройти нескольких шагов по коридору, как в голове у меня уже созрел блестящий план. Я придирчиво его рассматривал некоторое время, за которое успел выкурить полторы сигареты, и не нашел в нем ни единого изъяна, при условии — я подчеркиваю, при условии, — что мы с мистером Анструтером полностью сходимся во взглядах на хорошее и дурное поведение.

Самое главное в подобных случаях, как говорит Дживс, — это опереться на психологию индивидуума. Изучи индивидуума, и ты добьешься успеха. Юного Тоса я изучаю уже много лет, и его психология для меня — открытая книга. Он относится к тем детям,

про которых никак нельзя сказать: «Солнце да не зайдет во гневе вашем», [81] надеюсь, вы понимаете, что я хочу сказать. Я имею в виду вот что: попробуйте раздразнить, обидеть или разозлить этого юного головореза, и он при первой же возможности жестоко вам отомстит. Например, прошлым летом он угнал лодку, на которой некий член Кабинета министров, гостивший в поместье моей тетки Агаты в графстве Хартфордшир, заплыл на остров, стоящий посреди озера. Заметьте, шел проливной дождь, и на острове не было никого, кроме разъяренных лебедей. Так этот маленький негодяй отомстил члену Кабинета министров. За что, вы спросите? А за то, что упомянутый член Кабинета застукал Тоса за курением и сообщил об этом тетушке Агате. Как вам это понравится?

81

…да не зайдет солнце во гневе вашем — Еф., 4, 26.

Поэтому я подумал, что несколько метких выпадов или колкостей, задевающих за живое, подействуют на Тоса безотказно и спровоцируют на жуткую месть. Не удивляйтесь, что я был готов пожертвовать собой ради блага тетушки Далии, скажу вам только одно: да, мы, Вустеры, таковы.

Теперь мне важно было выяснить, сочтет ли мистер Анструтер оскорбление, нанесенное Бертраму Вустеру, достаточно веским поводом, чтобы исключить Тоса из игры. Или он, посмеиваясь по-стариковски, промямлит, что, мол, мальчишки, они и есть мальчишки, что с них возьмешь? В последнем случае, само собой, мой блестящий план срывается. Я решил немедленно поговорить со стариканом.

Он все еще сидел в курительной комнате и читал утренний «Тайме». Вид у него был болезненный.

— А-а, мистер Анструтер, — сказал я. — Как дела?

— Мне совсем не нравится, как складывается ситуация на американском рынке, — ответил он. — Не понимаю этой явной тенденции к понижению.

— Да? Неужели? А как насчет вашего приза за примерное поведение?

— А, стало быть, вы об этом уже знаете?

— Да, наслышан, но не совсем понимаю вашу систему оценок.

— Ну как же, все очень просто. Я оцениваю поведение за день. Утром даю каждому из них по двадцать баллов. Из этой суммы вычитаю то или иное число, зависящее от тяжести проступка. Например, за громкий крик у моей спальни рано утром я вычитаю три балла, за свист — два балла. Наказание за более серьезные прегрешения, соответственно, увеличивается. Вечером, перед сном, я подвожу итоги и заношу их в записную книжку. По-моему, гениально просто, вы согласны, мистер Вустер?

— Вне всякого сомнения.

— До сих пор результаты были чрезвычайно благоприятные. Ни один из мальчиков не потерял ни одного балла, а моя нервная система находится в таком хорошем состоянии, на которое, признаться, я не смел и надеяться, когда узнал, что в доме одновременно со мной будут жить двое подростков.

— Понимаю, — сказал я. — Ваш расчет блестяще оправдывается. Скажите, а как вы расценили бы подлый поступок вообще?

— Простите?

— Я хочу сказать, если он не направлен лично против вас. Допустим, один из мальчуганов сделает пакость мне, например? Скажем, подставит подножку или подкинет жабу в постель?

Бедный старикан пришел в ужас.

— Всенепременно лишу виновного десяти баллов.

— Всего лишь?

— Ну, пятнадцати.

— Лучше бы двадцати. Хорошее круглое число.

— Хорошо, пусть будет двадцать. От таких шуточек меня в холодный пот бросает.

— Меня тоже.

— Мистер Вустер, вы ведь не забудете сообщить мне, если произойдет такой безобразный случай?

— Вы первым об этом узнаете, — заверил его я.

Ну, а теперь в сад, подумал я, на поиски юного Тоса. Бертрам выяснил все, что нужно, и таким образом обрел твердую почву под ногами.